Евгений Прошкин - Драйвер заката

– Заранее по карте не посмотреть и безопасный маршрут не составить… А как ты за рулем грузовика оказался? Там же нет выбора персонажа, нет меню, вообще ничего нет.

– Когда я решил, что подсуну тебе этот скрипт как свой собственный, и начал его редактировать, вот тогда и прописал там шофера, чтобы в качестве зрителя поучаствовать. Но он, скорее всего, уже удален. Мы же выяснили, что изменения в скрипте сбрасываются. Не знаю, что тебе понадобилось в том участке, но могу только посочувствовать.

– Понадобилось? Мне?.. Да я в гробу всё это видал! – хмыкнул Сигалов. – Просто удивляюсь: столько усилий вложено, а во что? Ну, погибает персонаж в аварии… или в авиакатастрофе. А зачем? Кому это надо?

– Забыли, – отрезал Шагов, наливая.

– Забили, – поддакнул Виктор.

– И не начинай больше. Хватит об этом.

– Не буду. – Сигалов сделал глоток из стакана и глубокомысленно заявил: – Между прочим, виски ни при чем. Это я сейчас только понял. Грузовик разлитого «Джека» ни на что не повлиял.

– Еще слово, и я сам тебе котелок отрихтую! – Алексей взял квадратную бутылку за горлышко, но в ней оставалось слишком много, чтобы этим играться.

– Ладно, обещаю. – Виктор клятвенно прижал руки к груди, и в кармане, как по сигналу, звякнула трубка.

Он достал коммуникатор и прочитал сообщение.

– Что пишут? – не без ревности поинтересовался Алексей.

– Мила узнала, в какой больнице лежит Туманов.

– Кто такая Мила, кто такой Туманов, и почему он в больнице?

– Мила – это Майская, а Туманов – это Егор, – обронил Виктор, перечитывая текст. – Он после аварии.

– Тоже из ваших? Скриптосочинитель?

– Других я и не знаю. Ты вот только… Но и тебя угораздило вляпаться.

– Я любитель, это не считается.

– Вот и оставайся им. – Сигалов оторвался от трубки и снова взял в руку стакан.

– Я и остаюсь. – Алексей что-то вспомнил и тихо рассмеялся. – В школе я считал, что мы с тобой будем работать вместе. Меня тогда родители записали в кружок. Мне очень нравилось, и я был уверен, что это должно нравиться всем.

– Что за кружок? «Реконфигурация серверов и прочие способы не скучать, прогуливая географию»?

– «Юный океанолог».

– Кто бы мог подумать… – улыбнулся Виктор. – А у меня родители каждый год были новые, и секции – тоже.

– Тебя это страшно напрягало, я знаю.

– Ты о чем?

– О том, что у тебя родители менялись. Ты так комплексовал из-за этого…

– Я?! Наоборот, меня это забавляло. Учителя вечно путались, я мог привести любого взрослого мужика с улицы и объявить его своим отцом. Один раз так и сделал, кстати. Но афера не удалась: мужик был пьяный, просто я тогда не понимал. Да трезвый на его месте и не пошел бы… Но всё равно было весело. – Виктор покачал головой. – Славное увечное детство. Вот так и становятся морфоскриптерами… Съезжу в больницу, навещу Егора, – неожиданно закончил он.

– Выпивший? В больницу? Не солидно.

– По пути развеюсь. Штаны высохли уже. Поеду.

– Значит, ты заходил подсушить портки? – обиделся Шагов. – Даже не ел почти.

– Прочистить мозги я заходил, Лёх. И ты мне помог. Это важнее, чем шашлык. Тем более что шашлык действительно отравный.

Ливень закончился, и до больницы Виктор доехал на удивление быстро. Гораздо больше времени он потратил на ожидание в регистратуре. Информационный терминал не работал, а посетителей заявилась тьма, и за неисправную технику отдувалась одна несчастная женщина, бестолковая как утка. Но Майская назвала только больницу, номер корпуса и палаты они не знала, поэтому выбора у Виктора не оставалось.

Пока Сигалов томился в очереди, он успел рассмотреть все плакаты в холле. Плакаты, ясное дело, агитировали за здоровье, хотя клиника зарабатывала как раз на болезнях, тут была определенная нескладуха. Сначала Виктор подумал, что в скрипте он такого не допустил бы, потом решил, что реальный мир, в отличие от сконструированных сюжетов, полон логических ошибок. И наконец сообразил, что алкоголь из башки еще не выветрился.

Самым безжалостным плакатом оказался антиникотиновый. Фотографии гниющих органов были столь отвратительны, что Виктор отшатнулся. Под снимками следовал список ядовитых веществ, содержащихся в сигарете, – такой длинный, что любой человек, выучивший эти слова наизусть, мог претендовать на ученую степень по химии.

Сигалов пробовал когда-то курить, еще в школе. Ему не понравилось, и он не нашел причин, чтобы продолжать эксперименты. Среди его знакомых курильщиков также не было, поэтому Виктор не представлял, с кем борются эти плакаты.

Хотя нет… Он вспомнил, как курил в скрипте, который ему загрузил Керенский, – вероятно, ради какой-то своей проверки, потому что делать бета-тестеру в том креативе было совершенно нечего. Старый телевизор, не съеденные пирожки с вишней, дождь – вот и всё… Забавное совпадение: в скрипте Сигалов радовался долгожданному ливню и в реальности испытывал те же эмоции. Он даже не огорчился, что промок, – в этом было что-то искреннее и бесшабашное, что-то из детства.

«Надо будет поговорить с Коноваловым, – отметил Виктор. – Эта сигарета в скрипте ничего не добавляет – ни красок, ни действия, а проблем с лицензированием контента будет уйма. Хотя они тоже не вчера родились, чего я их буду учить? У них один лифт стоит дороже, чем вся моя жизнь…»

Впрочем, о работе в безымянной компании Сигалов думал не как о новых перспективах, а как о чем-то уже упущенном, прошедшем. Шагову он объяснить этого не мог, но сам-то понимал и решение в глубине души уже принял, только не успел еще себе в этом признаться.

Чтобы переключиться, Виктор отошел от тошнотворной антитабачной галереи и зацепился взглядом за другой стенд.

«Сенсорная депривация – это прекращение внешнего воздействия на органы чувств. Не нужно этого бояться! Закройте глаза, и вот уже вы подвергаете себя частичной депривации. Ничего страшного, правда? Что же будет, если на время лишить человека всех видов внешнего воздействия?

В медитативной практике это состояние называется самадхи: человек не получает никаких сигналов извне, даже тактильных.

Как это происходит: свето– и звуконепроницаемая камера наполняется плотной жидкостью с температурой человеческого тела, что обеспечивает ощущение невесомости и полной свободы.

Сенсорная депривация запускает весьма интересные процессы. Лишенное какой-либо внешней стимуляции, человеческое сознание начинает работать эффективнее. Вся содержащаяся в памяти информация анализируется и автоматически структурируется. Включается самонастройка и стабилизация психики. И всё это – без вашего участия! Ваше сознание работает само, а вы парите в пустоте и наслаждаетесь чувством единения со Вселенной.