Стивен Бакстер - Лучшая зарубежная научная фантастика

«Как странно понимать, что ты умней своих родителей», — думал Птей. Но за первым насмешливым, самодовольным осознанием силы собственного разума открывалось и более глубокое знание: все мы умны только в четко очерченных рамках определенных ситуаций. Мудрость сильно зависит от обстановки. Птей мог оценить пространственно-временные возмущения, вызванные движением восьмисот колоний, мог рассчитать по звездам курс в ночном, волнующемся море, но ему никогда не удавалось распознать ветра или научиться высвистывать короткие приказы машинам, что было коньком Стэриса, способного управиться с судном при любой погоде. Этот мир накладывал особый отпечаток на своих обитателей. Каждый из них обладал отдельной личностью для любого сезона.

Звездный клубок начал растягиваться в искрящуюся ленту, напоминающую о северном сиянии. Уже к следующей ночи Анприн должны были достигнуть Теяфай — огромную, синюю путеводную звезду на горизонте. Вскоре чужаки наложат на нее свой след, и ее сияние потускнеет. Следующей ночью Птею предстояло увидеть этот голубой глаз уже из окна одного из минаретов Дома Разделения; каждый ребенок знал, что и этот университет, и все подобные ему выстроены на один манер. Огромные стволы деревьев, высеребренных солью и солнцем, сколачивались вместе, пока не получалась площадка, достаточная для возведения плавучего города. Города детей. Но в сознании учащихся восьмого класса, над которым шефствовал воспитатель Деу, это место не вызывало ассоциаций с залитыми светом, шумными коридорами; им скорее представлялся сумрачный, тоскливый лабиринт, окутанный никогда не рассеивающимся облаком черного дизельного дыма, вырывающегося из тысяч труб, каждая из которых была выше любой мачты, или башни. Этот образ врезался в сознание Птея, и он просто не видел себя среди всех этих продуваемых ветрами деревянных лестниц и нависающих над океаном балконов, где всегда были слышны крики морских птиц.

Но тут у него перехватило дыхание. Все его фантазии и даже то, что он боялся представить, воплотились в жизнь, когда из облака мигрирующих кораблей Анприн внезапно вынырнули новые огни: красные и зеленые сигнальные фонари Дома Разделения. Мальчик даже ощутил, как вибрация огромных двигателей и генераторов, пройдя по воде, передается катамарану. Он прислонил руку к мачте из углеродного нановолокна. Та, казалось, поет в унисон огромному зданию. И если обычно, когда вы видите звезды, те кажутся ближе, чем есть на самом деле, то в этом случае огни были вовсе не так далеки, как представлялось Птею. «Парус Светлого Ожидания» уже подошел к ним практически вплотную и готовился миновать внешний ряд буйков и рыболовных сетей. Из темноты один за другим возникали минареты, шпили и башни, заслонявшие небо.

Нейбен смотрел на медового цвета небеса, стоя по пояс в теплой, как кровь, и глубокой, как забвение, воде. В эту полночь в Разгар Лета солнце даже и не помышляло опускаться за горизонт, и от непрестанного зноя и света дерево старых, покосившихся от времени башен Дома Разделения дышало пряным мускусом веками накапливавшихся в нем феромонов сексуальных страстей, подростковых гормонов и кризиса личности. Нейбен зачерпнул руками воду из бассейна Халибеата и пропустил ее, золотистую и тягучую, сквозь пальцы. Он наслаждался своим умением чувствовать мир, следя за игрой света на поверхности воды, прислушиваясь к мягкому, успокаивающему плеску. Нейбен был новым Аспектом, опытным в наблюдении и понимании. В одном теле поселились сразу несколько молодых, жаждущих знаний личностей.

Когда Нейбен впервые вышел из Халибеата, трясясь и жадно глотая воздух, к нему тут же подбежали смотрители, завернувшие его серебристые термопростыни. Ему казалось, что он сошел с ума. В его голове, не умолкая ни на секунду, звучал голос, который, похоже, знал каждую его сокровенную тайну.

— Абсолютно нормально, — сказала смотритель Эшби, пухлая, серьезная женщина с удивительно черной кожей. Впрочем, вспомнил Нейбен, ритуальные Аспекты всегда серьезны, а в Доме Разделения взрослые только такие Аспекты и носили. Во всяком случае, ему не доводилось видеть исключений из этого правила. — Это естественный процесс. Пройдет еще какое-то время, прежде чем твой Первый, твой детский Аспект, найдет свое место и возьмет под управление высшие сознательные уровни. Дай ему освоиться. Поговори с ним. Успокой. Ему сейчас очень, очень одиноко, ему кажется, что он потерял все в этом мире. Все, кроме тебя, Нейбен.

В эти солнечные, полные вынужденного безделья дни в светлых, заполненных туманом коридорах и залах Первого Обращения постоянно можно было слышать тихий шепот; такие же подростки, как и сам Нейбен, прощались со своим детством. Он познавал страхи своего Первого, личности, прежде именовавшейся Птеем. Тот боялся, что числовые вихри и их взаимосвязи, способность разложить в уме любое физическое событие, сводя то к набору математических формул, — все это будет потеряно. Кроме того, пугала Птея и личность самого Нейбена: тот был подчеркнуто физичен, проявлял живой интерес к собственному телу, наслаждался теми гормонами, что струились по его венам подобно бурлящему потоку; его переполняла всепроникающая, неукротимая жажда секса — всегда, везде, с кем угодно. Даже оставшись лишь детской самостью, только тенью, Птей понимал, что первой его личностью, родившейся в Доме Разделения, был чувственный он, сексуальный он, но эта кипящая юностью натура казалась ему еще более чуждой, чем бестелесные Анприн.

Ряд ступеней убегал в глубь бассейна, и свет не добивал до его дна. Нейбен стоял, наслаждаясь теплыми лучами полуночного солнца.

— Эй! Птей!

Имена в башнях Дома Разделения плодились со скоростью летних птичьих стай. Новые личности, новые самости возникали здесь ежедневно и ежечасно, но еще не отмерли и прежние имена. Смотритель Эшби, шутливая и проницательная, учила детей небольшим хитростям, благодаря которым взрослые узнавали, с каким именно Аспектом собеседника имеют дело и какую «маску» следует надеть в ответ.

Из тени террасы Польери ему махала Пужей. Если Птей недолюбливал девчонок, то Нейбену они нравились, он наслаждался их обществом, непринужденными шутливыми заигрываниями и чуть пошловатыми шутками. Он полагал, что начал понимать девочек. Пужей была невысокого роста, с все еще мальчишечьей фигурой и бледной кожей зиморожденной из Джанни в Бедендерее, где в середине зимы начинала замерзать атмосфера. Кроме того, у нее был чудовищный акцент и континентальные замашки, но Нейбен однажды осознал, что постоянно думает о ее маленьких грудях с огромными, чувственными сосками.