Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога

Отчего началось Проникновение? Правда ли то, что болтают про Обруч Миров и Обитель Бога? Живы ли ещё люди, которые ушли на Парадиз?

Тысячи вопросов, но ни на один из них рувимы не ответят; будут делать своё дело тихой сапой, а что это за дело — никому не скажут; чем всё кончится — не скажут тоже. А яйцеголовые будут скрещивать людей с лошадьми и ездить на них верхом. А умники будут пытаться решать общемировые проблемы, открывая книги, которые вовсе не книги, и которые открывать не положено. А веруны станут бить в землю лбами на молитвенных собраниях и уверять фермеров, что рувимы есть не кто иные, как ангелы у врат рая, то бишь Парадиза; что Проникновение было давно предсказано в их верунских священных книгах, хоть и непонятно тогда, почему они сами так плохо подготовились к нему; что яйцеголовые — слуги антихриста, и посланы людям в наказание за грехи; что избежать грядущих адских мук очень просто, если регулярно отстёгивать десятину в пользу Церкви Самоновейшего Завета; что в конце концов Иисус придёт с громом и звоном — и задаст всем перцу.

Раскалил я себя до последней невозможности такими мыслями, встал да и пошёл прямо на пирамиду. Рувим, понятно, тут же выставил вперёд свой тесак, но я остановился лишь тогда, когда между моей грудью и кончиком меча не прошёл бы и лист бумаги.

Может, я ещё не успел успокоиться после драки с пегасами, может ещё чего, а только подумал — да что я, собственно, теряю? Жизнь эту — скитания в мехране, лавовые поля, Бродяжий лес и бормотунов? Город, где на каждом шагу ловушки? Ещё несколько ночей с проститутками в Харчевне? Ещё несколько трупов не убитых пока мною яйцеголовых? Взял и шагнул вперёд.

Я широко шагнул, но меч рувима остался на той же позиции, у самой моей груди, хотя он вроде и не шевелился. Тогда я шагнул ещё раз — ни за что не стал бы, дай себе время подумать, но я не думал.

Ничего не произошло.

То есть, наоборот, произошло нечто необычное. Я по-прежнему был жив, меч по-прежнему передо мной, но рувим вдруг заговорил, и его голос был подстать шестиметровому росту:

— Не делай третий шаг, Элф. В третий раз ты умрёшь.

Я посмотрел на него, на меч, и понял, что он не шутит. Да и с чего ему со мной шутить?

— Откуда ты знаешь моё имя? — глуповато поинтересовался я.

Рувим промолчал. Очевидно, он уже успел сказать всё, что считал важным. Пора было поворачивать оглобли. Но сначала я дал себе слово, что больше никогда в жизни не стану так психовать, и дважды сглотнул, потому что у меня заложило уши. Вот это голос!

Вернувшись к скале, я опустошил одну из двух своих фляг, наполненных додхарской водой, недоумевая, что на меня нашло.

Рувимы не хотят с нами говорить и ничего не объясняют… А они что — обязаны? Люди напортачили с колонизацией Парадиза, нарушили равновесие материальных масс и структуру пространств нескольких параллельных вселенных (если верить умникам), привели в движение Обруч Миров (если верить нукуманам), открыли дорогу на собственную планету всякой додхарской нечисти во главе с яйцеголовыми, а рувимы теперь крайние? Да не вмешайся они, ещё неизвестно, чем бы закончилось Проникновение.

Не наложи они заклятие на технику, мы, быть может, уже истребили бы друг друга и без помощи ибогалов. Сколько было междоусобиц за первые десять лет существования Нового Мира? Сколько Старых территорий совершенно опустело? Ведь на том куске Земли, куда мы с Тотигаем постоянно ходим за добычей, совсем никто не живёт… Сколько было попыток захвата уцелевших ракетных баз? Прямо на этих самых рувимов ведь пёрли. А не блокируй они сразу после Проникновения остальные интересные объекты? Атомные электростанции? Склады химбоеперипасов? Лаборатории по разработке бактериологического оружия, существование которых все отрицали, но которые у всех имелись? С яйцеголовыми-то мы уже потом стали воевать…

— Ну как, поболтали? — спросил Бобел.

— Да, поболтали, — ответил я, и на сей раз врать мне не пришлось. — А ты разве не слышал?

— Нет.

Ну надо же! А я был уверен, что не только Бобел слышал, но и все остальные жители Додхара и Земли; да и Харчевня, находившаяся в половине дня пути отсюда, могла запросто рухнуть от рувимского рыка.

— Погоди, — сказал я, начиная догадываться, что дело нечисто. — Бобел, дружище, ты какими обычно видишь рувимов?

— Да я особо не приглядывался, — ответил он. — Но они похожи на орков, только все светятся.

Та-ак, подумал я, и до меня вдруг дошло, что я никогда не обсуждал внешность рувимов ни с Бобелом, ни с Тотигаем, ни с Орексом. Нукуманы о них не любят говорить, а Тотигая мне и в голову не приходило спрашивать. Я слушал лишь случайные разговоры в Харчевне, всегда между собой говорили люди, и они описывали рувимов одинаково.

Приподняв ногу, я хотел толкнуть спящего кербера, но он, как всегда, проснулся раньше, чем я до него дотронулся.

— Рано ещё, — недовольно сказал Тотигай позёвывая. — Могли бы выступить и попозже.

— Мы и выступим чуть позже. Ты мне вот что скажи: как выглядит рувим?

— Что значит — как? — удивился Тотигай. — Здоровый кербер в доспехах. Только стоит на задних лапах и боевые когти у него словно раскалённые.

Ах вон оно что! Понятно. Орекс будет видеть его нукуманом с мечом, а яйцеголовые — ибогалом с разрядником или ещё какой-нибудь хренотенью.

— А ты не знал, что мы с тобой их видим по-разному? — удивился Тотигай. — Я давно знаю.

— Откуда?

— Ну, я же слушаю разговоры в Харчевне. Вы, люди, на редкость болтливы.

— Поумничай ещё! Тоже мне — анахорет-молчальник… Знаешь — и ничего не говорил?

— А ты спрашивал? — обиделся кербер. — Я думал, ты в курсе. Ты же общаешься с ними.

Вот она, цена незаслуженной славы.

— Р-р-р-го-го-го! — радостно выдал Тотигай, сообразив. Это он так смеётся. А соображает быстро. — Так ты всё врал, выходит? А я-то думал, что ты ни разу в жизни…

— Когда ты от меня слышал, что я с ними разговариваю? — спросил я.

— От тебя не слышал, но люди говорят…

— Вот им и предъявляй претензии, — вывернулся я, но на душе осталось поганое чувство от плохо прикрытого мошенничества.

— Но ты и сам говорил…

— …что общаюсь с ними, — перебил я. — А общаться — не то же самое, что разговаривать. Общаться — значит иметь общение, а оно возможно без слов.

— Как это? — удивился Тотигай. — Телепатически, что ли?

— Зачем — телепатически? Ты вспомни, как мы во время похода иногда по целым дням ни слова не говорим. Но понимаем же, о чём думает другой. Потому, что у нас всё общее — дорога, враги, жратва, трофеи. Выходит, когда двое имеют что-то общее между собой, это и есть общение.