Георгий Гуревич - Когда выбирается Я

К счастью, вовремя почувствовал вкус керосина на языке. В отличие от урожденных дельфинов, я знал, что означает этот привкус.

Гибралтарский пролив я прошел ночью (ночью никто не обижает дельфинов) и утром опять прицелился на восток, прямо посередке Средиземного моря, подальше от любителей проявлять отвагу. И плыть старался поглубже, чтобы не попасть под винт ненароком. Обгоняя суда, выпрыгивал, чтобы рассмотреть флаг: это была добавочная проверка курса. В этой части моря английские суда, как правило, идут на восток или на запад, а французские - по меридиану, поперек.

Еще через два дня увидел берег на севере; решил, что это Сицилия, вероятнее всего. У Сицилии форма пифагоровская: прямоугольный треугольник, гипотенуза обращена к Африке. Я и взял вдоль гипотенузы. А когда берег резко отвернул на север, на катет не перешел, продолжал плыть к восходу. Даже не стал проверять курс, упустил случай полюбоваться Этной. Доведется ли, не ведаю.

Примерно за сутки я пересек Ионическое море и опять увидел горы впереди. Горы на севере, горы на юге, горы на юго-востоке и северо-востоке. Я понял, что передо мной Греческий архипелаг: для дельфина, не захватившего карту, самый трудный участок пути. Как пересечь по диагонали всю эту путаницу, как отличить друг от друга бесчисленные Родосы, Лемносы, Хиосы? Я представляю себе географическую карту, но это мелкое крошево не помню наизусть.

Однако мне и тут повезло: я нашел проводника. Впрочем, не случайно: я искал что-нибудь подходящее. В пути я догнал пароход с бело-зелено-красным флагом; я вспомнил, что это цвета Болгарии. Куда могли плыть наши друзья болгары? Вероятнее всего, домой, в родное наше Черное море. Команда парохода "Пловдив" (порт приписки Бургас), возможно, вспомнит одинокого дельфина, который выплясывал вокруг них в Эгейском море. Грузовоз неторопливо дымил, полз как черепаха, с моей, дельфиньей точки зрения, но я полагал, что выигрываю в прямизне пути и безопасности: едва ли кто-нибудь с борта стал бы стрелять в меня. И, радуясь, я выделывал все цирковые номера, на которые способен дельфин. Корабельный кок бросал мне рыбьи головы и заплесневелые сухари. Я ловил их на лету, кланялся, потом вежливо под водой проверял, съедобно ли. Команда тоже кидала всякие остатки и кричала: "Друже!" Интересно, что они кричали бы, если бы знали, что перед ними кувыркается московский аспирант, зоолог с высшим образованием.

"Пловдив" привел меня в Дарданеллы, но не провел через пролив. В Галиполи он застрял (в Гелиболу по-турецки). Не знаю, какая была причина: разгрузка, погрузка, проверка, то ли очередность какая-нибудь. Но я видел, что капитан сошел на берег, сошли, расфрантившись, и матросы. Я не знал, сколько мне придется ждать: сутки, двое, неделю? Лихорадка нетерпения била меня: так близко до дома, вот-вот конец испытаниям!

Но тяжек был последний порог.

Мраморное море просто кишело судами и суденышками - парусными, моторными, гребными. На глубине можно было проплыть почти беспрепятственно, но мне, дельфину, дышать надо было. И чем быстрее я плыл, тем чаще надо было вдыхать. С трудом находил я свободное место, чтобы вынырнуть и на покое пустить фонтан, прочистить дыхало, насытить кровь кислородом. Идешь на всплытие, и негде выпрыгнуть: куда ни направишь сонар, всюду свист - борта, борта, борта...

Босфор я не решился проходить в дневное время, крутился на подходах, поджидая. Крутился, к сожалению, а не полеживал на дне. Ведь фонтан сразу обозначал мое присутствие. Три-четыре фонтана в одном месте, вот тебя и засекли. И все равно не уберегся. Возле Принцевых островов подстрелил меня какой-то пижон в красных плавках, с аквалангом и подводным ружьем. Я себе плавал неторопливо, обсвнстывал дно, искал камбалу посочнее. Бутылки все попадались, как в подмосковных рощах под кустами. И вдруг резкая боль в спине. Оборачиваюсь гарпун торчит. И тип этот тут же тянет за трос.

Но не на того дельфина напал. Не из числа безответных, с предрассудками насчет неприкосновенности человека. Я испугаться не успел, я разъярился. Подвиг совершил, Атлантику пересек, сделал сверхрекордный проплыв спортивной и научной ценности, и вдруг какой-то шалопай тебя чуть не загубил от нечего делать. Я не стал рваться, растравляя рану, я на него напустился с ходу. Сшиб с ног, укусил за руку и еще раз пониже спины. Как он удирал! Только ласты мелькали, пузырьки шли тучей. Думаю, акваланг утопил, едва выбравшись на пляж. И детям своим и внукам закажет играть с этой игрушкой.

Вот перед этим человеком, если ему довелось читать мои воспоминания, я не извиняюсь. Нечего, голубчик, развлекаться убийством от безделья.

Так или иначе, гарпунное ружье он оставил на дне, и я мог, кряхтя от боли, освободить трос, сломать гарпун камнем и вынуть его из раны. Руками все это сделал, на счастье свое, сохранил руки. Рана осталась, конечно. Затянулась жиром, как полагается у дельфина. Залечиванием я не занялся как следует. Спешил.

Дождавшись полуночи, решил я наконец пройти через Босфор. Мельком видел огни Стамбула и Ускюдара, только когда легкие проветривал. Видел пляску неоновых огней на обоих берегах, и больше рассказать нечего. Как турист горюю... Но тогда думал только об одном: как бы скорее уйти в глубину. Хорошо, что Босфор - достаточно глубокая трещина, более ста метров местами. Глубина меня и спасла. Поверху не прошел бы - обязательно наткнулся бы на какую-нибудь барку.

Фонтан! Вдох, вдох, вдох! Накачался кислородом - и вниз. Плыву-у! Слушаю эхо-свисты. Плыву-у! Но вот грудь сдавило, подергивается дыхало, пора вдохнуть. Осторожно.

Свист справа, свист слева... А вот тут, кажется, прогалинка. Фонтан! Выдох, вдох, вдох, вдох. Справа огни, и слева огни. Когда же кончится этот проклятый пролив?

Наконец огни разошлись шире, еще шире и еще, к самому горизонту. Заворчал прибой, соленый ветер пахнул навстречу. Море ночное, черное-черное. Родное Черное!

С облегчением прибавил ходу... и врезался в сеть. Всю морду всадил, замотал, так что и не перекусишь никак. Руками выпутал я непутевую дельфинью голову.

Но это было уже последнее приключение.

Путь мой лежал на северо-восток. Выпрыгивая время от времени, я ловил левым глазом ковш Большой Медведицы, мысленно продолжал переднюю стенку до Полярной звезды. Держать курс было леко, потому что дул норд-ост, волны катили с северо-востока и указывали мне направление. По звездам я только проверял, не сменился ли ветер.

Плыл я, как дельфины не плавают никогда: полным ходом, час за часом, не снижая темпа. Дремал на ходу, работая хвостом автоматически. Знал, что в родном море нет опасных акул, нет ни касаток, ни спрутов. А судам просторно не так уж часто они встречаются. Чересчур редким невезением было бы наткнуться на судно.