Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики

Он выпялился на меня и заржал.

— И где это ты набрался липовых офицерских манер, сынок? Давай садись, пусть ходули-то отдохнут. Ты — Барлетт?

Я сел.

— Да, сэр.

— А какого дьявола тебя вместе с твоим братишкой-близнецом сняли с дежурств?

— Так мой брат находится в госпитале, сэр. Ему завтра собираются делать операцию на позвоночнике.

— А почему ты мне об этом не доложил? — Я промолчал, так как его вопрос был бессмыслен: я же ему не подчинялся. — Фрик мне ни о чем никогда не докладывает, капитан мне ни о чем не докладывает, ты мне ничего не докладываешь. Я, значит, должен слоняться по коридорам и питаться слухами, чтоб выяснить, что тут у вас происходит. А ведь я как раз собирался поработать с вами завтра. Ты же слыхал об этом, верно говорю?

— Э-э-э… нет, сэр.

— Конечно, нет. Потому что я, знаете ли, тоже никому ничего не докладываю. Ну и порядочки же на этом корабле! Лучше б я в Вене остался! Чудесный городок. Тебе никогда не приходилось пить кофе с пирожными на Ринге.[3] — Ответа он не ждал. — Ладно, все равно, раз я собирался поработать с тобой и с твоим братишкой завтра, то придется нам перенести это дело на сегодня. Вели ему приготовиться.

— Хм… А чего вы от него хотите, доктор? Его ведь уже увезли в госпиталь.

— Да ты ему только скажи, чтоб готовился. Хочу вас прокалибровать. На предмет расчета разброса индекса ошибок у вас обоих.

— Сэр?

— Твое дело десятое, вели ему приготовиться.

Итак, я вызвал Пата. Я не разговаривал с ним с самого завтрака и не знал, как он отнесется к такому делу.

Однако ему все уже было известно.

«Да, да, — сказал он устало, — они как раз устанавливают в моей палате аппаратуру. Мать подняла такой тарарам, что мне пришлось выставить ее».

«Слушай, Пат если тебе неохота заниматься этим делом, в чем бы оно ни заключалось, так я скажу, пусть они отваливают. Это же просто нахальство».

«Да какая разница, — ответил он сердито. — Мне все равно надо чем-то занять оставшиеся до операции шестнадцать часов. А кроме того, это, возможно, будет вообще наша последняя совместная работа».

Впервые он дал мне понять, насколько напряжены его нервы. Я заторопился:

«Не говори так, Пат! Ты обязательно поправишься. Снова станешь ходить. Черт! Да ты даже сможешь кататься на лыжах, если захочешь».

«Кончай разыгрывать из себя этакого бодрячка! Я уже получил от родителей такую порцию этой похлебки, что мне ее ввек не проглотить. Просто с души воротит».

«Но послушай, Пат…»

«Сказано тебе, кончай! Давай лучше займемся тем, чего им от меня надо».

«Ладно, давай», — а вслух я произнес: — Он готов, доктор.

— Еще минутку. Запускай камеру, О’Тул. — Доктор Бэбкок нажал на своем столе какую-то кнопку. — Коммодор Фрик?

— Да, доктор, — ответил голос Фрика.

— Мы готовы. Вы придете?

— У нас тоже все готово, — услышал я ответ своего босса. — Мы идем.

Через минуту он вошел вместе с Анной Хорошен. Я же пока осматривался по сторонам. Целую стенку вычислительного центра занимал сам компьютер. Поменьше, чем в Лос-Аламосе, но ненамного. Мигание его огоньков, должно быть, кому-то о чем-то говорило. Под прямым углом к консоли расположился мистер О’Тул, а над консолью был большой дисплей. Примерно каждую секунду метавшаяся в центре дисплея кривая давала всплески.

Анна кивнула мне, но молча. Я понял, что она тоже на связи. В это время Пат окликнул меня:

«Том, у вас на корабле есть девчонка по имени Анна Хорошен. Нет ли ее где-нибудь поблизости?»

«Есть, а что?»

«Передай ей привет от меня. Мы с ней познакомились в Цюрихе. А ее сестренка Бетти сейчас сидит возле меня. — Пат хихикнул, и мне сразу полегчало. — Хорошенькие девчонки, а? Моди уже ревнует».

Бэбкок обратился к Фрику:

— Велите им начинать. Сначала мы прогоним синхронизацию, начав с их конца.

— Анна, передавай.

Девушка кивнула. Я не мог понять, зачем им вторая телепара, раз есть мы с Патом. Скоро я понял зачем: у Пата и у меня загрузка предстояла — будь здоров.

Пат вслух отсчитывал время, тикая, как большие часы. Мне было велено повторять эти звуки… и каждый раз, как я это делал, кривая на дисплее выдавала всплеск. Бэбкок внимательно следил за их появлением, а потом развернул меня так, чтоб я не мог видеть дисплея и поправил на мне ларингофон.

— Повторим.

Пат сказал «Начинаем» и принялся за свое тиканье. Я изо всех сил старался не отставать от него, хотя вся процедура казалась мне совершенно бессмысленной. Я слышал, как Бэбкок тихо сказал кому-то:

— Таким образом мы отсекаем обратную связь и вводим поправки на скорость звука. Хотел бы я как-то поточнее измерить скорость передачи в синопсах.

— А вы с Деверо посоветовались? — спросил Фрик.

Я продолжал тикать.

— А теперь, юная леди, повторим ту же процедуру, но наоборот, — сказал Бэбкок и надел мне наушники. В них я услышал такое же тиканье, какое только что передавал Пат. — Ты слышишь метроном, отградуированный по частоте монохромного света, а у твоего брата точно такой же — до нашего вылета мы их взаимосинхронизировали. Теперь ты потикай-ка для него.

Ну я и пошел. Эта работа явно действовала вроде как гипноз; было куда легче поймать темп тиканья и выдерживать его, нежели выбиться из этого темпа. И отвязаться от него тоже было невозможно. Я начал подремывать, но все равно продолжал тикать в том же темпе — остановиться не было сил.

— Конец серии, — объявил Бэбкок.

Тиканье прекратилось, и я принялся оттирать уши.

— Доктор Бэбкок?

— Чего тебе?

— А как вы различаете, кто когда тикает?

— А? Это ты не можешь, а вот О’Тул очень даже может, и он все записал на пленку. То же самое делается и на том конце. Только ты не бери это в голову; твое дело постараться работать синхронно, не выбиваясь из темпа…

Весь этот идиотизм продолжался больше часа. Иногда передавал Пат, иногда я. Наконец О’Тул поднял на нас глаза и сказал:

— Фактор усталости начинает сказываться, док. Расхождения во второй серии никуда не годятся — превышают допустимые ошибки.

— О’кей, кончаем, — объявил Бэбкок. Он поглядел на меня. — Поблагодари от меня своего брата и отключайся.

Коммодор Фрик и Анна ушли. Я же медлил. Наконец доктор Бэбкок оторвался от своих бумаг и сказал:

— Можешь идти, дружище. Спасибо.

— Э-э-э… доктор Бэбкок…

— Ну? Выпаливай.