Анатолий Днепров - Голубое зарево (в сокращении)

- Видишь ли, Саша, я не могу... Не могу тебе ничего рассказать. Дело в том... Да ты и сам знаешь... У нас в институте...

Самарский начал догадываться. Ему тоже стало немножко жутко.

- У нас в институте, говорят, завелся... Это, конечно, смешно. А кто знает? Главное, его ищут... Так что ты уж меня прости...

Оба они на цыпочках подошли к двери, бесшумно отворили ее и выглянули в коридор.

Там никого не было.

4.

- Ну-ка, покажите, что они тут сообразили?

Базанов повертел удочку в руках, растянул вложенные одно в другое звенья, вытянул ее на всю руку и сказал:

- Не пойдет.

- То есть?.. - растерялся Молчанов. - Здесь все, как вы сказали.

- Слишком шикарная. Здесь с такими удочками сроду никого не видали. Если про эту удочку узнают мальчишки из колхоза, тебе от них не будет отбоя. Мы ее реконструируем. Ведь, насколько я понимаю, все дело в леске и вот в этом поплавке?

- Да. И в этой коробочке. Здесь магнитная запись...

- Отлично. Мы вырежем палку из орешника и присобачим эту технику к ней. Господи, до чего же научные люди отрываются от жизни! Они думают, если требуют удочку, то ее нужно сделать как для выставки.

Николай поехал в пригородный лес и вырезал длинный неуклюжий прут.

Дома он до полуночи возился с новым удилищем, тщательно замазал грязью едва заметную тонкую плетеную проволочку. Сердце Николая сжималось в ожидании того, что он может "выудить"...

Здесь, у этой одинокой ивы на речке Комар, начиналась тонкая, как паутина, ниточка, которая тянется далеко, далеко. Один неверный шаг, и она оборвется! Сейчас абсолютно важно, чтобы она не оборвалась.

- Для ориентировки имейте в виду следующее, - сообщил ему Базанов. Человек работает в колхозе сторожем. Работа у него ночная. Поэтому он и может днем удить рыбу. Поняли?

- Понятно.

- Вот посидите и поудите с ним рядом рыбку. Хорошо?

Молчанов шагал по мокрой траве, обходя озеро. Было очень прохладно в это августовское утро, но он не чувствовал прохлады. Он шагал, как заправский рыбак, помахивая удочкой и банкой с червями.

Вода в речушке бежала к озеру еле заметными волнами. Изредка тишину нарушали лопающиеся пузыри болотного газа. Несколько раз прямо из-под ног в воду бросались перепуганные лягушки, опытные ныряльщики. Все было до того близко и до того знакомо, что просто не верилось, что в этой спокойной и мелкой речке могло происходить что-то чужое и тревожное.

А вот показалась и одинокая ива. На востоке посветлело, и она четко выступала на фоне розовеющего неба. Когда-то вдоль всего берега росли такие ивы, но они были очень старые и их подгнившие стволы уже не могли держать тяжелые кроны над водой. Теперь на берегу остались лишь сырые трухлявые пни.

Не доходя до ивы, Николай остановился, присел у такого пня и начал разматывать леску. Он наживил на крючок червяка и забросил его в воду.

Почти сразу же поплавок нырнул под воду, и Николай что есть силы дернул. Первая добыча! На крючке болталась небольшая рыбешка. Он снял ее и бросил в плетеную сетку, которую заранее укрепил на берегу.

Через несколько минут снова резкий клев, и опять добыча, на этот раз рыбешка покрупнее. Лов начался чертовски удачно, более удачно, чем ему хотелось бы. Он то и дело забрасывал удочку, и рыба не заставляла себя долго ждать.

- Как ловится, молодой человек?

Выло уже совсем светло, но солнце еще не взошло. Перед Николаем стоял тот самый старик, Калым.

Николай улыбнулся и кивнул в сторону плетеной сетки. Старик молча подошел к ней и посмотрел на рыбу.

- Мелочи. Неинтересно. Вы приспустите грузило поближе ко дну. Там иногда ходит щука. Щука стоит того, чтобы ее подождать.

- Николай кивнул, рассматривая лицо человека - старческое, усталое, с оттопыренной нижней губой.

- А разве здесь бывают щуки? - спросил Николай.

- Еще какие! Я давеча за полтора часа поймал целых три, две маленькие и одну килограмма на полтора. Вот такая, бестия!

Калым отмерил на своей удочке сантиметров тридцать.

- Советую и вам поближе ко дну. Здесь глубина около трех метров.

С этими словами рыбак пошел к своей иве. Николай искоса наблюдал, как он разматывает свою удочку. Ему показалось, что перед тем, как забросить крючок, старик что-то спрятал в карман.

Молчанов нащупал у себя в кармане крохотный магнитофон и щелкнул кнопкой. Он увидел, как стариц уселся поудобнее, привалившись спиной к стволу дерева.

Выполняя совет старика, Николай повозился с грузилом и, сделав вид, будто наживил крючок, забросил его пустым, "Теперь никакого клева не будет. Или, может быть, будет самый удачный клев..."

Для приличия Коля несколько раз вздергивал удочку вверх и нарочно по-рыбацки ругался.

- Сорвалась, проклятая...

- Не торопитесь. Подсекать нужно коротко и резко. Вот так!

И снова крупная трепыхающаяся рыбина на траве. Николаю стало даже завидно.

Солнце постепенно поднялось, стало припекать, и старик начал собирать снасти.

- Пора домой. Сейчас клева больше не будет. Да и разморило после дежурства. Спать хочется.

Он подошел к Николаю и долго смотрел на неподвижный поплавок.

- Да-а-а, - протянул он. - Напрасно я вам посоветовал приспустить грузило. Ловили бы плотвичку. Вы завтра сюда придете?

- Н-не знаю... Если так будет ловиться, то вряд ли. Он положил удочку на траву, а сам повалился на спину. Только бы не заметил старик тонкого волоска проволоки, который тянулся к нему в карман...

- Пошли, что ли? - обратился к нему Калым.

- Да нет, поваляюсь немного. Уж очень хорошо солнышко греет...

- Ну, как хотите. До свидания.

"Не торопитесь домой. И вообще никогда не торопитесь..." - вспомнил он наставления Базанова, который будто предвидел, что после первой рыбалки Николаю захочется не идти, а бежать...

ПРОЗРЕНИЕ

1.

Хуан Родорес оторвал глаза от окуляров и устало посмотрел на Френка.

- Мы здорово постарели за эти годы, Френк. Помнишь, как это началось? Энтузиазм, энергия, лихорадка... Мы сами помогали бетонщикам строить вот этот подвал. Нам казалось, что мы строим золотые ворота в рай или, во всяком случае, триумфальную арку, ведущую к земле обетованной...

Френк уперся кулаком в подбородок и смотрел, как Хуан медленно зашагал по кафелю. У него были мягкие, вялые шаги, как у старого, измученного жизнью человека. В последнее время на него находили приступы меланхолии, и он начинал философствовать.

- Знаешь, я решил уйти с этой работы, - вдруг сказал Хуан.

- Уйти? Куда?

- Конечно, пока не кончится контракт, острова я оставить не могу. А сменить место работы я решил. Я не хочу в этом участвовать, Френк. Мне противно и иногда... страшно. Я часто вспоминаю летчика, который сошел с ума после того, как сбросил атомную бомбу на японцев.