Александр Полещук - Имбиторы атакуют на заре

И тогда я начал плавать вокруг воронки, почти касаясь ее стен, делая круг за кругом. У меня не было рук, но как я плавал! Свободно и быстро, и с какой силой я отталкивался от воды! Я стал как рыба, я стал самой морской водой, самим духом моря, я стал как вихрь! Черные, красные, белые полосы вокруг сливались в один причудливый цвет, и тогда я, повинуясь какому-то душевному толчку, выпрыгнул из воды… Я выпрыгнул из воды неожиданно высоко и вновь упал в воду, и прыгнул еще раз и еще, и вдруг в полете увидел себя, свое отражение в воде… Но себя ли?!

Над зеленым зеркалом морской воды, среди ряби, вызванной моими прыжками, я увидел не себя!.. Большой черный дельфин пролетал над водой, пока его не закрыли брызги. Я выждал, пока вода в кратере успокоится, и вновь прыгнул так высоко, как только мог, и теперь уже ясно увидел: да, над зеркалом морской воды летел черный дельфин…

Так я испытал свое первое перевоплощение…

Сколько дней я провел в этой воронке? Не знаю… Но день сменялся ночью, и снова день, и снова ночь. За это время я привык к себе, к своему новому телу, я научился не тыкаться носом в стены и беречь плавники, заменившие мне руки; я понял свой хвост, именно понял, и он научил меня мудрости движения, потому что в движении живого существа есть великая мудрость, которую мы обычно не замечаем, не думаем о самом движении, а пользуемся им свободно. И тогда пришел голод…

Прошел еще день, и еще, а мысли мои заполнили бесконечные видения земной, человеческой пищи. Противни с поджаренными булками, кольца колбас, источавших ужасающе ароматный запах копченого мяса, и снова хлеб, и так без конца, пока все чаще и чаще мои мысли не стали обращаться к рыбным блюдам, странно отодвигавшим все остальные яства куда-то в сторону…

И, будто зная, о чем я думаю, откуда-то из глубины кратера вдруг поднялась стая блестящих полосатых рыбок, каких-то тропических родственников нашей северной трески, и я тут же бросился на эту стаю, и снова радость жизни, и снова силы моря вскипели в моей крови.

С каждым днем я набирался сил. Я научился по-настоящему и плавать, и выпрыгивать из воды, и нырять в глубину. Много раз я проходил мимо туннеля, но какая-то сила удерживала меня, и какой-то голос шептал: «Еще не время! Еще не время!»… И вдруг я услышал: «Пора!» Без тени боязни, я бы сказал — даже с гордо поднятой головой, если бы не чувствовал, что моя голова срослась с моим туловищем, проплыл я туннелем и плыл долго, пока не почувствовал, что это не тот туннель, не тот, и до сих пор не могу понять, когда мне пришло это в голову. Время от времени делал усилие, чтобы удержать себя от вдоха, и вдруг выплыл посередине странной пещеры. Рваные скалы обступили меня со всех сторон, и я, набрав в легкие воздух, нырнул в глубину, так глубоко, насколько только мог. И вдруг почувствовал: чьи-то мощные щупальца обхватили мое тело мертвой хваткой, а прямо передо мной сверкнули громадные глаза.

Скажу сразу же: поверить мне нельзя. Я это понимаю. То, что представилось мне, нельзя назвать даже гигантом. Это было страшное наваждение. Жесткий изогнутый клюв смутно поблескивал внизу, готовый раздавить меня. Я крепко сжал челюсти, хотя уже понимал, что воздух поступает в мои легкие откуда-то сверху. Все во мне было натянуто, как струны в каком-то чувствительнейшем музыкальном инструменте, и вдруг по всем этим струнам ударил мощный аккорд, и все внутри запело, загремело, застучало. И я.понял: сейчас в меня вливается странное знание, глубокое и точное, но не человеческое знание, сейчас я приобщаюсь к высоким тайнам океана и всех морей нашей планеты. А аккорды все звучали и звучали и через диски-глаза передавались пламенем мысли, и мысли эти были мне понятны, но они были слишком стремительны, слишком необъятны…

И тогда оно засмеялось. Смеялись глаза-диски, смеялись все складки его мантии, смеялись щупальца, и чей-то голос шептал: «Это он, он! Мы нашли его, нашли!» И, уловив команду: «Иди!» — я понял, что вновь свободен…

Я вырвался на поверхность и выпрыгнул вверх из воды так высоко, как только мог, и сразу же поплыл вперед по новому туннелю, и снова сияющий светом пещерный зал, только стены его были выстланы ровными металлическими плитами, и, приблизившись ближе, я различил, что это — золото… Круг за кругом я делал внутри этого золотого цилиндра, пока не заметил, что его стены и те, что возвышались надо мною, и те, что уходили глубоко вниз, покрыты какими-то странными письменами, и я понял: я знаю их значение, больше того, они предназначены для меня, для меня одного!.. И нахлынули на меня, замелькали призрачные картины, волна за волной приходили мысли и чувства, а я все кружил и кружил вокруг стен, то всматриваясь в верхние ярусы письмен-картин, то опускаясь вглубь.

А океан дышал где-то рядом, и уровень воды в золотом цилиндре то поднимался, то опускался, позволяя мне впитывать и запоминать самый удивительный рассказ, который мне когда-либо приходилось слышать или читать…

Василий поднялся на ноги и помог мне встать. Катер вдали тронулся с места, и мы поспешили вниз с той скоростью, с какой позволял мне мой ноющий бок. Уже на бетонной лестнице мне пришла в голову одна мысль, которую я и высказал с возмутительной интонацией; были в ней и месть за те несколько минут веры в правдивость рассказа Василия, и тщательно скрываемая обида:

— Послушай, Вася, — сказал я. — Но ты же дельфин, как же ты опять превратился в человека?

Василий, спускавшийся по лестнице впереди меня, обернулся и тотчас же ответил: — Я прошел туннель в обратном направлении…

— А если, — теперь уже серьезно, чуть ли не извиняющимся голосом спросил я, — если, Василий, какой-нибудь дельфин пройдет по этому же туннелю, то что?.. Он что, в человека превратится?

Василий пожал плечами и ничего не сказал мне в ответ.

А когда Василий уже взошел на борт катера, я подчеркнуто громко спросил у капитана: — Что это с вами было? Катер почему задержался у грота Шаляпина?

— Авария, небольшая авария, — недовольно ответил капитан.

— А какая авария? — не унимался я.

— Намотался на движитель кусок рыбачьей сети, — ответил капитан.

Василий с невозмутимым видом прислушивался к нашему разговору и, чему-то улыбнувшись, сказал:

— Совпадение…— И развел руками.

Прошли дни. Как-то, завтракая на веранде «Уголька» гуляшом и манной кашей, я увидел капитана того катера, на котором уехал Василий Шмаков. Наши глаза встретились. Капитан бросил несколько слов раздатчице и направился к моему столу.

— Подождите, у меня к вам важный разговор, — сказал он. — Я вас искал. Скажите, это вы провожали пять дней назад высокого парня? Вы еще меня про аварию спрашивали, когда сети на движитель у нас навернулись? Это же вы были, да?.. Так вот, парень этот или утонул, или один черт знает, что с ним случилось. Я, конечно, рапорт куда следует подал, но очень хорошо, что вас встретил, вы уж дайте мне ваши координаты, кто вы и что вы…