Антонин Сель - Бунт машин

— А тюрьма?

— При чем тут тюрьма?

— Г. Брассер-д’Аффер отходит на задний план, а на передний выступают судьи. Ты забыл о моем похищении. У меня есть свидетели. Ты согласишься на мои условия, или я подам на тебя в суд.

Трепидекс почувствовал, что почва снова ускользает из-под его ног.

— Не мешай моей женитьбе, — умолял он. — Войди в мое положение… Все может устроиться… Хочешь, я уйду из клуба… Ты будешь королевой при другом короле… Я помогу тебе устроить это…

— Ты мне сулишь журавля в небе? Нет, я нашла тебя и я тебя не выпущу из рук. Ты не стеснялся в выборе средств для твоих целей и мне нечего стесняться. Довольно болтовни!

Трепидекс опустил голову, чувствуя себя побежденным. Вдруг он вскочил и во взгляде его мелькнуло желание убить эту ужасную женщину. Она поняла и сказала, злобно смеясь:

— Ха! ха! Ты хочешь усугубить свою вину? Не удастся, твой револьвер у меня.

Трепидекс покорился.

— Сдаюсь, — сказал он. — Пойдем к тебе. Я не могу оставаться здесь. Завтра за мной должен заехать г. Брассер-д’Аффер, чтобы увезти на дачу… Мне нужно скрыться на некоторое время.

— Идем, — ответила Каботина.

Сходя с лестницы, Трепидекс что-то вспомнил.

— Подожди, — сказал он, — мы отправимся сперва не к тебе… Картель тяжелой индустрии обещал награду в 100.000 франков лицу, могущему указать местопребывание секретаря Союза машин. Я сообщил уже в газеты адрес этого человека; награда попадет в мои руки, если я первый явлюсь за ней. Летим туда.

— Летим, приятель, летим…

XXI

Несколько часов спустя по улицам уже неслись газетчики, размахивая экстренным выпуском «Общественной газеты». «Пять франков за номер! Сенсация! Донос! Победа!» Лихорадочное любопытство охватило толпу. Люди дрались из-за газет. На первой странице их крупным шрифтом вырисовывалось:

ВИНОВНЫЙ НАЙДЕН!

Далее следовало заявление Трепидекса с комментариями редакции, а затем последнее сообщение: «Когда мы собирались приступить к печатанию, нам сообщили по телефону, что правительство отдало приказание арестовать преступника. Полицейские инспектора в сопровождении жандармских отрядов отправились на велосипедах в местность, где проживает преступник; злодею не удастся ускользнуть из рук правосудия».

Выпуски следовали один за другим. Удивленные обыватели чувствовали себя, как в дни великих торжеств; работа прекратилась повсеместно; в окнах показались флаги, небольшие толпы собирались на перекрестках. Вечером под открытым небом состоялись танцы и игры, пили за здоровье машин, требовали смерти дикаря, остановившего их.

Тогда то неожиданно и произошли некоторые явления, предвещавшие скорое окончание конфликта: вдруг завертелись токарные, столярные, фрезерные станки заводов у Северной заставы. Некоторые автомобили начали двигаться самостоятельно: одни из них останавливались у ворот гаража, другие выезжали на улицу и ударялись о стену противоположного дома. Шоферы обрадовались. Владельцы машин садились к рулю, радуясь возможности управлять. Пешеходы аплодировали проезжавшим машинам. Какой чудесный запах бензина! Что за дивный шум! Люди с наслаждением дышали насыщенным газами воздухом, кричали «браво» сыщикам, правительству, Трепидексу!

Увы, радость продолжалась лишь четверть часа, а затем шум моторов прекратился. Машины остановились…

— Что случилось? Почему так недолго работали машины? Узнаем из газет.

Но так как газеты должны были выйти только на следующий день, то публика вновь принялась за танцы. Все были спокойны: разве полиция не отправилась ловить злодея? Танцуйте же, танцуйте, развязка не замедлит наступить!

Наконец город заснул, но проснулся он рано. Г. Брассер-д’Аффер, почти не смыкавший глаз, поднялся чуть свет и сейчас же кинулся к своему будущему зятю. Ему открыл Луи.

— Доложите обо мне, — сказал посетитель.

— Никого нет дома, сударь.

— Как никого? Меня ждут!

Луи покачал головой.

— Если вы спешите, сударь, то лучше вам не ждать; мне сдается, что барин не вернется сегодня.

Брассер-д’Аффер понял, что тут что-то скрывается.

— Ты лжешь, — заявил он. — Трепидекс дома!

— Уверяю вас, нет. Вы читали сегодняшнюю газету, сударь? Вы могли бы прочитать в ней, что мой барин…

— Приобрел некоторую известность, да?

— … и получил награду!

— Что ты говоришь? — подскочил г. Брассер-д’Аффер. — Какую награду?

— Да 100.000 франков от картеля тяжелой индустрии.

— Гром и молния! Не может быть!

— Я вижу, что вы не читали газет, сударь. Об этом там написано.

— Меня обокрали, — закричал толстяк, — ведь награда эта моя по праву! Трепидекс мог получить ее только для передачи мне!

— Если бы вы захотели вознаградить меня хоть немного за риск, — скромно возразил Луи, — я смог бы многое вам порассказать. Например, я могу направить вас на след…

Г. Брассер-д’Аффер молча вынул стофранковую бумажку и протянул ее Луи. Тщательно спрятав ее, тот рассказал ему подробно о похищении Каботины, о планах Трепидекса, о неожиданном возвращении актрисы.

— Теперь они живут в квартире певицы, а мне велено оставаться на месте во избежание подозрений.

Отец Гамины был поражен.

— Хорошо, — пробормотал он, — спасибо, я посмотрю, что можно сделать.

Он вышел.

На улицах собирались толпы, раздавались гневные восклицания и разговоры. Г. Брассер-д'Аффер поспешно купил газету.

«НОВОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ!

УЖАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК ЗАЩИЩАЕТСЯ.

Сегодня утром мы получили по телеграфу важное известие. Полицейские агенты, которым было поручено арестовать бандита, приковавшего к себе внимание всего мира, поражены параличом на национальной дороге № 21, на 173 километре.

Многочисленные случаи паралича были отмечены также и в других пунктах проклятого района, в котором находится дом, занимаемый преступником.

Министр внутренних дел экстренно затребовал артиллерию у военного министра. Человек, который сам поставил себя вне закона, должен быть уничтожен артиллерийским огнем, Все дело теперь только в правильности прицела!»

Прочитав сообщение, г. Брассер-д’Аффер забыл и Трепидекса, и Каботину, и 100.000 франков.

— Пушки! — в ужасе закричал он. — они собираются бомбардировать дом моей дочери, моей девчурки, моей малютки! Нет, нет! Это ужасно! Дитя мое! Дитя мое!

XXII

— Да, мой старый Жюльен, — сказал Homo, — я отлично слышу: артиллерия. Пусть приезжает. Я расширю мою заградительную зону, и ядра будут не долетать. Что? Да нет же, я не убиваю никого; люди, которые попадут в заградительную зону, или попали уже в нее, находятся в состоянии «летаргии»: они видят, слышат, но почти не дышат, сердце их еле бьется, температура падает очень низко, и так как организм почти не работает, они могут неделями оставаться без пищи. Нет, старина, нет, я знаю теперь, в чем дело: мы жертвы рокового стечения обстоятельств. Не проклинай женщин, Жюльен, среди них есть святые. Она представила мне прекрасные, исчерпывающие доказательства искренности и любви — она остается со мной, она приговорила себя этим к смерти. Склонись перед ней. Вспоминай иногда обо мне с Гаминой. Это очень печально, но исхода нет… Благодарю, у тебя доброе сердце, но моя история наделала слишком много шуму, чтобы я мог рассчитывать на спасение… Держи меня в курсе всего происходящего. Вспомни, сколько людей пало в борьбе, даже не имея возможности дорого продать свою жизнь. Будь осторожен. До вечера, товарищ.