Эллис Питерс - Выкуп за мертвеца (Хроники брата Кадфаэля - 9)

- Анион все еще ходит с костылем, но очень скоро сможет обходиться без него. Он уже только что не летает, но у него вошло в привычку ходить с костылем. Ведь у него так долго срасталась сломанная нога. А ты ищешь человека с палкой?

"Вот ведь как странно, - подумал Кадфаэль, усталым шагом наконец-то направляясь спать. - Брат Риг, слышавший постукивание палки, ищет ее владельца только среди братьев. И я, крутясь по лазарету, беру в расчет одних братьев, но глух и нем к тому, что происходит у меня на глазах."

Только теперь он припомнил, что, когда вместе с Эдмундом вошел в комнату, где старики готовились ко сну, один человек помоложе, сидевший в углу, встал и тихо вышел в дверь, ведущую в часовню. Его костыль, имевший внизу кожаную набойку, так легко касался каменного пола, что, по-видимому, этот человек не нуждался в костыле и захватил его с собой по привычке, как сказал Эдмунд, или для того, чтобы убрать его с глаз долой.

Ну что же, Анион подождет до завтра. Сегодня слишком поздно, и не стоит нарушать покой больных стариков.

В тюремной камере, за запертой дверью, лежали рядом Элис и Элиуд. Им не раз приходилось делить и более жесткое ложе, но они спали тогда крепким сном, как беззаботные дети. Однако сейчас забот у них было выше головы. Элис лежал ничком, в полном отчаянии, уверенный, что жизнь его кончилась, что он никогда больше не полюбит и что ему не остается ничего иного, как отправиться в крестовый поход, постричься в монахи или босиком предпринять паломничество в Святую Землю, из которой он, конечно же, не вернется. Элиуд терпеливо слушал, обняв друга за плечи. Его двоюродный брат был слишком полон жизненных сил, чтобы умереть от любви или с горя из-за того, что его обвиняют в преступлении, которого он не совершал. Но он и впрямь очень сильно мучался.

- Она никогда меня не любила, - причитал Элис. - Если бы любила, то верила бы мне. Как она могла поверить, что я убийца? - Он произнес это с таким негодованием, словно никогда в порыве чувств не клялся в том, что готов на все, в том числе и на убийство.

- Для нее смерть отца была сильным ударом, - упорно возражал Элиуд. Как ты можешь сейчас ждать от нее справедливости по отношению к себе? Подожди, дай ей время. Если она любила тебя, то любит и сейчас. Бедная девушка, это ее надо пожалеть. Она винит в этой смерти себя. Разве ты не говорил мне? Ты не сделал ничего дурного, и это докажут.

- Нет, я потерял ее. Она никогда больше не позволит мне приблизиться, никогда не поверит ни одному моему слову.

- Поверит, поскольку будет доказано, что ты невиновен. Клянусь, так будет! Правда обязательно откроется, должна открыться.

- Если я снова не завоюю ее, я умру! - поклялся Элис, голос его был приглушен, так как юноша лежал, уткнувшись лицом в ладони.

- Ты не умрешь, и ты снова ее завоюешь, - в отчаянии пообещал Элиуд. А теперь замолчи и поспи!

Протянув руку, он погасил лампадку. Он знал, что у Элиса глаза уже слипаются, так как спал рядом с ним с детства. Элис из тех, кто утром просыпается как новенький и не сразу вспоминает свои беды. Элиуд был другим. Он думал о своих бедах ночью и засыпал только в предрассветный час. Главная его беда уже крепко спала, и рука Элиуда защищала ее.

Глава восьмая

Скотник Анион, скучавший по своим телятам и ягнятам, проводил много времени на конюшне аббатства. Очень скоро его должны были отослать на ферму, где он служил, но брат Эдмунд все еще не давал разрешения. У Аниона был дар обращаться с животными, и грумы с ним подружились.

Не желая спугнуть Аниона, Кадфаэль устроил так, что все вышло само собой. Лошади и мулы болеют и увечатся, как люди, и им тоже нужны снадобья Кадфаэля. Один из пони, которого использовали для перевозки вьюков, захромал, и Кадфаэль отнес на конюшню притирание. Он не сомневался, что застанет там Аниона. Конечно, опытному скотнику захотелось самому заняться лечением, а монах задержался возле него, восхищаясь ловкостью, с которой работали его толстые пальцы. Пони стоял совершенно неподвижно, доверчиво глядя на Аниона.

- Теперь ты все меньше времени проводишь в лазарете, - заметил Кадфаэль, изучая мрачный профиль черноволосого скотника. - Если так дальше пойдет, очень скоро ты нас покинешь. Ты передвигаешься с костылем быстрее, чем мы на своих здоровых ногах. Мне кажется, ты бы мог отбросить костыль, если бы захотел.

- Мне сказали подождать, - отрезал Анион. - Я делаю то, что мне велели. Уж такая у некоторых судьба, брат, - выполнять чужие приказы.

- Ты, наверное, с радостью вернешься на ферму, ведь животные тебя слушаются.

- Я ухаживаю за ними и желаю им добра, они это понимают, - сказал Анион.

- Так же относится к тебе Эдмунд, и ты это знаешь.

Кадфаэль присел на седло возле наклонившегося Аниона, так как ему хотелось быть поближе к скотнику. Тот не стал возражать на его замечание, легкая улыбка тронула его губы. Кадфаэль подумал, что у него совсем не злое лицо; должно быть, ему лет под тридцать.

- Ты знаешь, что случилось в лазарете, - продолжал Кадфаэль. - Ты там самый молодой и подвижный. Хотя вряд ли ты оставался там после обеда. Что тебе делать с больными стариками? Я их опросил, не видел ли кто, как туда какой-нибудь входил, но они спали после обеда. Ты-то, надеюсь, не спал?

- Когда я уходил, они вовсю храпели, - сказал Анион, взглянув Кадфаэлю в лицо глубоко посаженными глазами. Вытерев руки тряпкой, он довольно ловко поднялся.

- Это было до того, как мы ушли из трапезной и валлийских парней повели обедать?

- Нет, все было тихо. Думаю, братья еще обедали. А что? - с вызовом спросил Анион.

- Просто ты можешь оказаться ценным свидетелем. Не направлялся ли кто-нибудь в лазарет как раз тогда, когда ты уходил? Не заметил ли ты чего-нибудь подозрительного? У шерифа были враги, как у всех нас, смертных, - твердо сказал Кадфаэль. - И один из них убил его. Каковы бы ни были долги шерифа, он их уже заплатил или скоро заплатит.

- Аминь! - произнес Анион. - Брат, когда я уходил из лазарета, я никого не встретил, ни друга, ни врага.

- А куда ты направлялся? Наверное, на конюшню, чтобы взглянуть на лошадей валлийцев? Но в таком случае, - небрежно сказал Кадфаэль, не обращая внимания на пристальный взгляд Аниона, - ты должен знать, не уходил ли кто-нибудь из этих парней с конюшни в то самое время.

Анион с недоумением пожал плечами:

- Нет, я тогда не подходил к конюшне. Я вышел через сад к ручью. Когда дует западный ветер, там пахнет холмами. Меня уже тошнит от спертого воздуха в комнате, где собрались больные старики. К тому же они болтливы, как сороки.

- Как я! - добродушно усмехнулся Кадфаэль и поднялся с седла, на котором сидел. Взгляд его остановился на костыле, прислоненном к двери конюшни шагах в пятидесяти от Аниона. - Я вижу, ты можешь обходиться без костыля. Однако вчера ты еще ходил с ним, если только брат Рис не ошибся. Он слышал постукивание, когда ты шел на прогулку в сад. Или ему показалось?