Кир Булычёв - «Если», 2002 № 12

Представили весь этот кошмар?

И вот он настал, этот день. Толкинисты, снобы, едоки попкорна, взрослые и дети ломанулись в кинотеатры (а в некоторых странах — на рынки, где торговали экранными видеокопиями), чтобы увидеть мохноногого Фродо Бэггинса, мудрого мага Гэндальфа, гномов и эльфов, зловещего Саурона, свирепых орков — да все, что полагается…

Бедный Джексон! Он, человек, который сделал невозможное, экранизировав книгу, не поддающуюся экранизации — и сколько пинков, а порой и плевков получил он с разных сторон!

Первыми, конечно, возмутились толкинисты. Беда в том, что они слишком ярко представляли себе Средиземье, они уже были обитателями его, и картинка, увиденная чужими глазами, не совпала (или не во всем совпала) с их собственным мироощущением.

У Барлога, видите ли, не должно быть рогов! Орки не должны лазать по стенам. Эльфийские девы не должны скакать на лошади. Трактир «Гарцующий пони» выглядит в фильме грязным притоном. Эльфы не похожи на эльфов. Хоббиты не похожи на хоббитов. Гэндальф слишком нервный… И так далее.

Кроме «фанатских» претензий существуют еще, так сказать, фундаментальные. Например, часть зрителей утверждает, что произведение Толкина невозможно снимать в таком «голливудском» ритме. Фильму пеняют на обилие «экшн»: схватки, драки, бои, снова драки. Погони следуют одна за другой, не давая возможности героям (и зрителю) остановиться, оглядеться, вдохнуть воздух Средиземья полной грудью. При этом другая часть зрителей (это те в основном, кто к Толкину равнодушен) утверждает, позевывая, что фильм безбожно затянут.

Да, скажу я, некоторая перегруженность боевыми сценами в фильме имеется. Да, не будь на свете попкорна, возможно — возможно! — Джексон позволил бы чуть-чуть ослабить пружину действия, и чудовище не размахивало бы бедным Фродо у себя над пастью, а взялось бы жрать, и тогда боевая сцена заняла не пять минут, а три секунды (это если спутник Фродо, великий воитель Арагорн, успел бы моментально принять меры, а то, возможно, и фильму пришел бы на этом конец). Да, не будь на свете пива, фильм занял бы четыре часа, а не три, и зритель не бегал бы из зала, покидая свое место посреди экранного сражения, чтобы к другому сражению уже вернуться… Нет, что я говорю. Четыре часа в кинотеатре — серьезное испытание, значит, четыреста страниц плотного текста Джексону следовало уложить в без малого три часа экранного времени…

И он справился с этим, хотя и не без потерь.

Некоторые эпизоды из фильма выпали. Например, не сохранился Том Бомбадил (некоторые, правда, в том числе и я, считают, что с исчезновением Тома фильм ничего не потерял, другие — что фильм не имеет права даже приближаться к экрану, если в сценарии нет Тома Бомбадила). Время сжалось. Действие сжалось.

Да, возможно, операцию по переводу толкиновского текста на язык кино можно было сделать лучше. Но лучшее — неумолимый враг хорошего, и — помните о попкорне!

Почему сценаристы посмели изменить, сократить, дописать Толкина, спрашивали оскорбленные зрители. Почему с момента, когда Фродо получил Кольцо, и до вылазки назгулов в страну хоббитов Шир не прошло положенных нескольких десятилетий? Почему вместо эльфа Глорфиндейла появляется эльфийка Арвен? Почему Фродо не сражается с орками храбро и результативно, как это было в оригинале? Почему?

Потому что это фильм, ответила бы я. Потому что эпопея Толкина — система колоссальных озер, соединенных живописными ручьями, в то время как фильм должен быть рекой, потоком, «стримом». Потому что требовать от Джексона, чтобы он снимал в неторопливой манере психологического кино — see равно что выращивать кактусы под водой. Потому что всех персонажей книги в фильме не сохранить, потому что действующий персонаж должен появляться в кадре как можно раньше, потому что исходный текст более эпичен, нежели драматургичен, потому что судьба Фродо и предназначение его — не сражаться с орками (на то есть дядьки с мечами, гном с топором и эльф с луком). Работа Фродо — нести Кольцо, Кольцо — его главный спутник и собеседник, его дело, его ноша. Линия взаимоотношений Фродо и Кольца выстроена в фильме, на мой взгляд, безукоризненно.

И вот еще: условность, которая на страницах книги выглядит естественно, в кино воспринимается буквально и производит подчас противоположное впечатление. Возьмем сломанный меч Арагорна. Книжный Арагорн носил обломок меча в ножнах, как символ, как паспорт; экранный — во плоти!

— Арагорн не может себе такого позволить. Вокруг такие рожи — как он может ходить без меча?!

Итак, исходя из того, что я знаю об этом фильме — и прежде всего из того, что я вижу на экране, — я могу сказать, что «Властелин Колец» сделан людьми, нежно любящими книгу Профессора. Что в фильме сохранена не буква, а дух толкиновской эпопеи. Что мир, в который зрители переносятся на время сеанса, вправе называться Средиземьем…

Сергей Дяченко: Средиземье в картине — отдельная история. Жила-была далекая, загадочная и экзотичная Новая Зеландия — Аотеароа, Страна Длинного Белого Облака. И вот ее заселили хоббитами, эльфами, гномами, орками, назгулами, застроили гигантскими замками, монументами среди могучих деревьев, лесов, рек, водопадов — и уже не определить, где правда, а где вымысел, где компьютерная графика, а где рядовой новозеландский пейзаж. Не случайно правительство Новой Зеландии объявило себя территорией Средиземья, назначив даже специального министра по эльфийско-гномьим делам. Как отделить рекламный цинизм от трогательной веры в чудо?

Для меня история о Кольце Всевластья, дающем силу, но разрушающем душу — реинкарнация трагической, философской картины Эйзенштейна «Иван Грозный». Как трудно удержаться от того, чтобы надеть это кольцо на палец, стать властелином мира, пускай даже ценой утраты человеческих чувств и привязанностей. Такой путь прошел Саурон, желавший поработить весь мир — и ставший рабом этого желания.

Наверное, фильм мог быть и лучше, если бы Джексон делал его исключительно «для своих». А может быть, и нет; как бы то ни было, все эти прекрасные пейзажи, все эти визуальные отсылки к Известнейшим иллюстрациям, шекспировский актер Иэн Маккеллен в роли Гэндальфа, Кольцо Всевластья как реальный — и очень сильный — персонаж, эльфийский язык в кадре (и гномий акцент у англоговорящего гнома), дух книги, перенесенный на экран — что все это, вместе взятое, заслуживает по крайней мере того, чтобы засчитать Джексону попытку. Хорошую попытку. Возможно, она могла быть лучше — но попкорн! Но тысячи ни о чем не подозревающих, равнодушных к Толкину зрителей, которые должны были принести в кинотеатр свои денежки и тем самым сделать киноэпопею окончательно возможной!