Эллис Питерс - Неугомонная мумия

- Угадал! По крайней мере относительно сапога. Однако у меня есть сомнения в уникальности этого рисунка. Но справки я все равно наведу.

- Что?! - Эмерсона как ветром сдуло с кровати. - След сапога?!

- Сам полюбуйся. Отпечаток очень отчетливый. Должно быть, вор наступил в разлившиеся чернила. Какая удача, что пузырек откупорился. Правда, с какой стати среди моей одежды оказались чернила, а? Небось Рамсес подсунул.

Опустившись рядом со мной на четвереньки, Эмерсон тщательно изучил след.

- А почему это обычный воришка щеголяет в сапогах? Конечно, если он был одет по-европейски... Европейцу проникнуть в гостиницу гораздо проще...

Голос его нерешительно затих, и я не преминула подбавить в свой голос назидательности:

- Обычный воришка не осмелился бы сунуться в гостиницу, Эмерсон. Даже если портье и коридорный дрыхли без задних ног.

Эмерсон сел на корточки и укоризненно посмотрел на меня.

- Знаю, знаю, Пибоди, о чем ты думаешь! Наверняка ведь станешь утверждать, будто существует связь между этим происшествием и смертью Абделя.

- А ты находишь, что это совпадение? Довольно-таки странное совпадение, правда?

- В этом мире случаются и куда более странные вещи. Интересно, что ему было нужно?

- Табличка с мумии, - невозмутимо предположила я.

Эмерсон смущенно потупился.

- Я собирался передать ее музею, Амелия.

- Неужели?

- Она очень красивая, но особой ценности не представляет, - задумчиво сказал Эмерсон, потирая подбородок. - А тебе удалось... э-э... вызволить что-нибудь из лавки?

- Лишь обрывок папируса, который, по-видимому, приходится родным братом тому, что я выцарапала у Абделя.

- Даже вместе они не настолько ценны, чтобы вор стал ради них рисковать.

Эмерсон сел на полу и, пристроив локоть на колене, уперся подбородком в ладонь. В этой позе он мог бы сойти за модель для замечательной роденовской статуи, вплоть до своего костюма, точнее, деликатно выражаясь, вплоть до отсутствия оного. Эмерсон наотрез отказывается от ночных рубашек, а новомодное пристрастие к пижамам вызывает у него лишь ядовитые насмешки. Словом, по ночам мой супруг обходится тем, что дала ему природа.

- Папирус, к которому относятся эти фрагменты, может действительно представлять ценность, - сказал он через минуту. - Преподобный Сейс очень заинтересовался твоим рассказом, хотя и попытался скрыть это - тот еще хитрец. Но ведь всего манускрипта у нас нет... Точно нет?

- Эмерсон, ты уязвляешь меня до глубины души. Я хоть раз обманывала тебя?

- Довольно часто, дорогая Амелия. Однако в данном случае рискну поверить тебе на слово. Согласись, вряд ли у нас найдется нечто такое, что могло бы объяснить визит посланца твоего воображаемого преступного гения.

- Насколько мне известно, ничего такого. Но...

Эмерсон величественно встал на ноги.

- К нам в номер проник самый обычный воришка! - вынес он свой вердикт. - И точка. Пойдем спать, Амелия.

Глава пятая

1

Мазгунах.

Мазгунах!

Мазгунах...

Увы, нет в этом названии никакой магии, с какой интонацией его ни произноси. И даже десять восклицательных знаков не способны придать очарования этим грубым звукам. Гиза, Саккара, Дахшур обладают, возможно, не большим благозвучием, но они навевают мысли о древних временах, несметных сокровищах и чудесных открытиях. А в Мазгунахе не было ничего, что говорило бы в его пользу.

Но железнодорожная станция здесь наличествовала, и, сойдя с поезда, мы обнаружили, что нас с нетерпением ждут. Среди собравшихся на платформе зрителей я сразу заметила величественную фигуру нашего неизменного помощника Абдуллы, который отправился вперед, чтобы позаботиться о жилье. Абдулла исполнен достоинства, ростом он почти с Эмерсона, иными словами, выше среднего египтянина, обладает пышной бородой, которая год от года становится все белее. Своей энергичностью Абдулла не уступает молодым. Увидев нас, он расцвел в широкой улыбке, удивительно преобразившей его чинное лицо.

Мы погрузили вещи на ослов, которых уже раздобыл наш верный помощник, и оседлали низкорослых скакунов.

- Вперед, Пибоди! - прокричал Эмерсон. - Вперед!!!

Глаза его горели, щеки полыхали лихорадочным румянцем. Муж мой пустил своего осла легкой рысцой, и я последовала его примеру. За нами трусили Джон с Рамсесом. Человек изрядного роста, взгромоздившись на осла, неизменно выглядит забавно. Вот и Эмерсон, с растопыренными локтями и коленями, вздернутыми чуть ли не к подбородку, вызвал у меня улыбку. Правда, улыбка эта объяснялась не только его нелепым видом. Прямо на глазах душевное состояние Эмерсона шло на поправку, и я не могла не радоваться этому. Так счастлив может быть только тот, кто нашел свое место в жизни. И даже разочарование решением мсье де Моргана не могло испортить великолепное настроение моего супруга.

Разлив Нила уже закончился, но на полях еще поблескивали озерца и лужицы. Мы ехали вдоль рвов примитивной ирригационной системы, и вдруг зелень деревьев и молодой поросли сменилась голой пустыней, словно небесная рука провела черту.

Никогда не забуду то чувство глубокой подавленности, которое охватило меня, когда я впервые увидела место будущих раскопок, где нам предстояло провести нынешнюю зиму. Мазгунах превзошел все мыслимые разочарования. На запад, за низкими голыми холмами, граничащими с пашней, насколько хватало глаз, тянулись серо-желтые пески. А правее, к северу, на фоне голубого неба резко выделялись пирамиды Дахшура, одна правильных очертаний, другая - со странным изломанным склоном. Контраст между двумя этими величественными памятниками и холмистой монотонностью нашего места отдавался в душе почти невыносимой болью. Эмерсон вдруг остановился. Подъехав к нему, я увидела, что взгляд его сосредоточен на этих далеких вожделенных пирамидах, а на губах застыла кривая усмешка.

- Чудовище, - проворчал он. - Негодяй! Я еще отомщу... День расплаты недалек, проклятый де Морган!

Я коснулась его руки:

- Эмерсон...

Он повернулся ко мне с деланной улыбкой:

- Да, моя дорогая? Замечательное место, не так ли?

- Замечательное, - пробормотала я.

- Пожалуй, прокачусь-ка я на север и скажу нашему соседу доброе утро, как бы невзначай обронил Эмерсон. - Если ты, моя дорогая Пибоди, разобьешь лагерь...

- Лагерь? - повторила я. - Где? И как?

Назвав эту часть Египта пустыней, я, быть может, ввергла непосвященного читателя в заблуждение, так как это не та пустыня, которую обычно рисуют в воображении, - большие песчаные дюны, живописными волнами уходящие за горизонт. Пространство вокруг и впрямь было пустынным, но ландшафт на редкость изрезанный: впадины и ложбины чередовались с возвышенностями, а каждый квадратный фут поверхности был усеян всевозможным мусором черепками, щепками и прочими менее приятными свидетельствами заселенности этих мест. Мой наметанный взгляд тут же распознал участок старого погребения. Могилы были разграблены давным-давно, ибо покрывавший землю хлам был не чем иным, как остатками вещей, что захоронили вместе с мертвецами, а также останками самих мертвецов. У кладбища высилась небольшая, но живописная скала с волнистым гребнем.