Василий Головачев - Сборник "Этические уравнения"

– Извини, Максим Аверьянович, – сказал Шаман, расслабляясь; тело у него было сухое, жилистое, без единой дряблой складки, несмотря на шестидесятилетний возраст, а небольшой животик фигуры не портил. – Я не хотел.

– Как ты это делаешь?

– Секрет, однако.

– Психоэнергетическое воздействие?

– Что-то вроде этого.

– Может быть, научишь?

– Вообще-то не имею права, это умение у нас передается только внутри рода, от отца к сыну и внуку.

– Обещаю никому не говорить и применять только во благо.

– Я подумаю.

– И все-таки каким образом достигается результат? Я читал кое-какие книжки, знаю, что существуют специальные психотехники.

Итигилов начал быстро одеваться.

– Многие настоящие шаманы с успехом пользуются этими психотехниками.

– А ты не настоящий?

– Практикующие проходят инициацию, я не проходил.

– Расскажи.

– Я же сказал, не имею права.

– Ну хотя бы в общих чертах.

– Все психотренинги дистанционного воздействия на людей делятся на три этапа. Первый – выработка концентрации энергии в руках и ногах. Или в любых других частях тела, по мере надобности. Второй – управление энергией с выходом ее из тела. Третий этап – тренировка направленного выброса из тела. Каждый этап требует дисциплины мысли и особого отношения к окружающим.

– Какого особого?

– Астральный удар, как его называют дилетанты, это оружие, пользоваться им надо осторожно.

– Ясно. Я мог бы начать тренировки хоть сейчас. Кстати, сколько потребуется времени на освоение каждого этапа?

Шаман усмехнулся:

– От года до пяти, в зависимости от внутренних усилий и способностей.

Максим невольно покачал головой, он был разочарован.

– Это ж какое терпение надо иметь?

– А иначе не стоит и пробовать, командир. Экстрасенсорика – серьезное занятие, она требует колоссальной выдержки, нервной отдачи и терпения. Надо быть фанатом этого дела, чтобы добиться результатов. Впрочем, как и в любом другом деле. Я тебя расстроил?

– В общем-то не очень, примерно так я и представлял себе стезю мага и экстрасенса. Но попробовать хочется. Вдруг получится? Иногда мне даже кажется, что я что-то чую, когда срабатывает «Беркут».

– В принципе ничего невозможного нет. Но тебе придется бросить пить и курить. Алкоголь очень сильно влияет на энергетику, в том смысле, что он ее нейтрализует.

– Да я в общем-то не пью, шампанское разве что на праздники да пивко изредка, когда жарко.

– Об этом тоже придется забыть. В идеале даже общение с женщинами надо бы прекратить.

– Ты шутишь?

– Нет.

Максим фыркнул:

– Не помню, кто сказал: идеальный мужчина не пьет, не курит, не играет в азартные игры, не спорит с женщинами и…

– Не существует.

– Точно, – засмеялся майор. – Однако с женщинами – это уже перебор.

Зазвонил мобильник. Разин достал трубку.

– Вы скоро? – раздался голос Писателя: он вел наблюдение за квартирой Гольцова с шести утра. – Еще полчаса, и я дам дуба!

– Идем, – лаконично ответил Максим.

Группа собралась в вестибюле гостиницы, готовая начать новый рабочий день, который вряд ли мог добавить что-либо к тому, что уже имели чекисты. Арсений Васильевич Гольцов жил тихо-мирно, никуда, кроме работы, не ходил, гостей не принимал, не считая детей и соседа по лестничной площадке, и материала для выводов давал мало. Во всяком случае вел он себя не как экстрасенс, владеющий особыми способностями, а как самый рядовой гражданин России.

– От начальства ничего? – с надеждой спросил Кузьмич, которому надоело следить за клиентом. Впрочем, как и остальным.

– Начальство требует результат, – сказал Максим веско. —Поэтому будем рыть землю. Режим прежний.

Вышли на улицу, ежась от холода.

Рассвело. Редкие прохожие торопливо сходились к автобусным остановкам.

Кто-то выбросил на тротуар огрызок яблока, над которым деловито трудилась нахохлившаяся ворона. Внезапно к ней подлетел воробей и внаглую попытался утащить огрызок. Ворона опешила, потом догнала вора и долбанула клювом. Воробей отскочил, топорща перья, обиженно заорал что-то, и тотчас же на тротуар посыпались воробьи, наблюдавшие за приятелем с козырька подъезда. Все дружно набросились на ворону, и та была вынуждена отступить. Каркнув несколько раз, что на вороньем языке означало очевидно: я вам еще покажу! – она улетела.

Подчиненные Разина переглянулись с улыбками, Штирлиц покачал головой:

– Все как в жизни: верх берет крикливая толпа.

– Поехали, – сказал Максим.

Расселись в «Баргузине», Кузьмич повел машину к дому Гольцова.

Заиграл мобильный телефон Максима.

– На связи.

– Майор, захват клиента отменяется, – раздался в трубке мрачный голос полковника Пищелко. – Попугайте его как следует и возвращайтесь.

– Как – попугать? – не понял Максим.

– Чтоб всего боялся. Обозначьте себя, пусть увидит, что за ним следят. Вечером, после работы, сделайте вид, что хотите ограбить, или просто отмутузьте его до синяков. В общем, не мне вас учить. Завтра утром – ко мне с докладом.

– Но зачем его пугать?!

– Много будешь знать, скоро академиком станешь. Такова воля генерала. Можешь задать этот вопрос ему, когда вернешься. У меня все, конец связи.

Максим сложил телефон, сунул в карман:

– Ничего не понимаю!

– Что случилось? – прищурился Штирлиц.

– Надо каким-то образом до смерти напугать клиента… и вернуться.

– Зачем?!

– Вот и я задал тот же вопрос.

– Начальству виднее, – пожал плечами Кузьмич. – Надо, значит, напугаем. Надоело тут мерзнуть без настоящего дела.

Шаман промолчал.

Снова зазвонил телефон. На сей раз связь потребовалась Писателю:

– Командир, любопытная вещь получается. Похоже, еще кто-то следит за клиентом, кроме нас.

– Ты случайно не уснул?

– Уснешь тут, как же. Клиент хотел сесть в машину, она не завелась, тогда он потопал пехом. Его столкнули в снег какие-то отморозки, которые вовсе не отморозки, так как двое последовали за ним. Еще двое сели в серую «Ладу»-«семидесятку» и едут следом. Что делать?

– Мы уже близко, жди.

«Баргузин» свернул на Садовую улицу, обогнул стройку и выехал к дому Гольцова.

Как раз в этот момент от него отъезжала серая вазовская «семидесятка», больше известная в народе под кличкой «клюква»: автостроители продолжали менять кузова своих изделий, не меняя ни их характеристики, ни качество исполнения.

– Вот он! – показал на одного из прохожих внимательный Штирлиц.