Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 2. Тень Зигфрида

Рольф разлил шнапс по чашкам — никакой иной посуды у Раухера не оказалось.

— Прозит! — сказал он, отхлебывая крошечный глоток. Морозов осушил свою чашку до дна.

— Особенно страшной была зима, — проговорил он, затягиваясь папиросой. — Люди ели землю! Когда осенью сгорели продуктовые склады, сахар, который там хранился, расплавился и ушел в землю. И масло тоже расплавилось. Эту землю выкапывали и продавали на рынке! Она была жирная и сладкая, как творог.

— А куда делись ваши соседи? — спросил Рольф. — Умерли от голода?

В испуганных глазах Морозова что-то мелькнуло. Что-то, очень похожее на злобу.

— А вам-то что до них?

— Соображения безопасности, — пояснил Рольф. — Нужно быть уверенным, что никто не придет и не увидит нас тут с вами.

Лицо Морозова исказила нервная гримаса.

— Можете не беспокоиться. Никто сюда не придет.

В комнату заглянул Хаген.

— Командир, — сказал он, — там на кухне есть мясные консервы. Притащить?

Прежде чем Рольф успел ответить, Морозов вскочил со своего стула и бросился к двери.

— Нет! — крикнул он с неожиданной силой. — Не трогайте консервы! Они… они плохие!

Рольф за его спиной покрутил пальцем у виска.

— Мы не будем трогать ваши запасы, — сказал он успокаивающе. — Но вы должны нам помочь. Наверное, вы понимаете, что мы нашли вас спустя столько лет не за тем, чтобы беседовать о тяготах блокады.

Морозов подозрительно прищурился.

— Я полагал, что вы пришли, чтобы вытащить меня из этого ада.

Рольф покачал головой.

— Сожалею, но у нас другой приказ. Мы могли бы взять вас с собой, но только в том случае, если вы поможете нашей группе выполнить задание.

— Какое?

— Мы должны отыскать одного человека.

Некоторое время Морозов непонимающе смотрел на него.

— Вас действительно послали не… не за мной?

«Он сейчас сорвется, — подумал Рольф. — Он и так уже почти сошел с ума. Надо его успокоить».

— Операция состоит из двух частей. Первая — найти вас. Вторая — с вашей помощью найти одного русского ученого.

Морозов молчал. Пальцы его нервно барабанили по краешку стола.

— Ну, старина, не стоит так переживать, — мягко улыбнулся Рольф. — Вам чертовски повезло — у вас появился хороший шанс выбраться. Все, что для этого нужно — помочь нам.

— Как вы меня нашли? — голос Морозова прозвучал неожиданно сухо. Рольф понял, что первоначальный шок прошел — теперь перед ним сидел недоверчивый, просчитывающий ситуацию профессионал. — Почему не использовали обычный канал связи?

— Через филармонию? — удивился Рольф. — Разве она не закрыта?

Раухер хмыкнул.

— Нет, она работает. Русские — сумасшедшие. Половина ленинградцев умерла от голода, но те, что остались в живых, ходят на концерты и в музеи. В Эрмитаже читают лекции, как до войны, и на них приходит масса народа! И в филармонии во время концертов почти все места заняты!

— Так вы продолжаете работать?

— Естественно. Я каждый день хожу на службу. Если я не приду, то кто-нибудь из моих товарищей (он произнес это слово по-русски) непременно навестит меня, чтобы узнать, не заболел ли я. А если я не появлюсь на работе несколько дней без уважительной причины, то мной займется НКВД.

Рольф налил Морозову еще шнапса, плеснув для вида и себе.

— Честное слово, старина, если бы я знал, как обстоят дела, то воспользовался оговоренным каналом связи. А вы что, все это время продолжали проверять, нет ли для вас записок?

— Каждый день, — с гордостью ответил Морозов. — Сообщений мне не передавали с сорокового года, но я продолжал пунктуально проверять кресла последнего ряда. И все-таки, как вы меня нашли?

— С помощью одного старика, работающего в городской справочной службе.

У Раухера дернулся уголок рта.

— Почему же вы не смогли найти таким же образом этого вашего ученого?

— Потому что его нет в картотеке. Но мы точно знаем, что до войны он жил в Ленинграде.

Морозов задумался.

— Такое может быть, только если его арестовали и осудили на большой срок. Тогда сведения о нем могут быть изъяты из картотеки. Как зовут этого вашего ученого?

— Гумилев, — ответил Рольф. — Лев Николаевич Гумилев.

Рука Раухера дернулась, шнапс выплеснулся из чашки на стол.

— Как вы сказали? Лев Гумилев? Сын Николая Гумилева и Анны Ахматовой?

Рольф пожал плечами.

— Насчет его родителей я ничего не знаю. А вы что, знакомы?

Морозов покачал головой.

— Нет, я никогда его не видел. Но я хорошо знаю деда его сестры, Николая Энгельгардта. Он часто посещал филармонию… пока был в состоянии.

— Он умер? — спросил Рольф.

— Не знаю, — пожал плечами Раухер. — Возможно, его эвакуировали зимой. Вы знаете, что некоторых ленинградцев эвакуируют? Особенно стариков и детей. Кому нужны старики? Зимой, когда Ладога замерзает, по льду идут целые караваны грузовиков… многие проваливаются под лед и тонут. Это называется у них «Дорога Смерти»[12].

— А как звали сестру Гумилева?

— Кажется, Елена. Молодая и довольно ограниченная особа…

— В первую очередь нас интересует именно Лев, — перебил его Рольф. — Когда вы сможете достать необходимую информацию?

Морозов побарабанил пальцами по столу.

— Мне придется нанести несколько визитов, — сказал он. — Это займет время. Может быть, два дня. У вас нет еды?

— Питательный концентрат. А зачем вам?

— Для гостинцев. Это необязательно, но считается хорошим тоном. Если приходишь в гости и приносишь с собой еду… к тебе лучше относятся.

Рольф покачал головой.

— Придется обойтись без подарков. И вообще, имейте в виду — чем скорее мы найдем этого Гумилева, тем скорее вернемся домой, в фатерланд. А там много еды, товарищ Морозов. Много хорошей, вкусной еды.

— Можете называть меня Макс, — сказал Раухер. — Когда-то в прошлой жизни меня звали именно так. А шнапс у вас еще остался?

Рольф с готовностью пододвинул ему свою чашку.

— Вы ничего не пили, — понимающе усмехнулся Раухер. — А я напился… первый раз за весь этот страшный, безумный, проклятый год… Что ж, у всех когда-то наступает момент, когда нет больше сил сдерживаться. Я рад, что вы нашли меня, господа.

Он опрокинул в себя содержимое чашки и мучительно закашлялся.

— Я помогу вам найти этого Гумилева. А потом вы заберете меня домой.

Глава восьмая

Слабое звено

— Такие дела, братцы-кролики, — задумчиво сказал Шибанов, когда группа возвращалась домой. — Попали мы с вами, как кур в ощип.