Влад Савин - Союз нерушимый

— Вы Анна Лазарева?

Этот человек мне решительно не знаком! В штатском, аккуратное пальто, костюм, шляпа — явно не матрос. На инженера или преподавателя Корабелки похож — но там я всех ИТР знаю. И уж тем более не по нашей части, «инквизиции», да и тогда по званию обратился бы. Или по имени-отчеству, если совсем уж свой. Значит, вероятно — враг?

— Да. Кто вы?

Что он может мне сделать? Улица — не Большой проспект в Питере, но люди рядом есть. Как он на меня вышел — так знать мог, что я на празднике в Доме Культуры, ну а после домой. А возможно, он и в ДК был, не помню. У меня пистолет всегда при себе, да и патруль подойти может, так что поговорим.

— Я не враг а союзник. Если точнее, представляю некоторые американские деловые круги. Война закончилась, а между нашими странами она никогда не велась, и я надеюсь, и не будет. У меня есть к вам серьезное деловое предложение. Не сомневаюсь в ваших боевых качествах, которые вы, миссис Лазарева, уже неоднократно показывали — но я желаю сейчас лишь поговорить.

Вот дура! Знала же что на завод пришла очередная партия закупленного оборудования, и кто-то из американцев сопровождает, и чтобы наших рабочих учить, согласно контракту. И список видела, а вот фотографий не запросила, запомнить всех в лицо! Союзники сейчас здесь появляются редко, это прошлым летом часть транспортов из ленд-лизовских конвоев разгружалась не в Архангельске а у нас, там мест у причалов не хватало, порт не справлялся. А зимой англичан с американцами в нашем закрытом городе по пальцам можно пересчитать. Ну и чего тебе от меня надо?

— Двигатель для подводной лодки, не нуждающийся в атмосферном воздухе. Это изобретение имеет большую коммерческую перспективу. Замечу также, что то, что открыто у вас, составит тайну для передовой американской науки очень недолгое время. Потому ваша секретность не только бессмысленна, но и прямо вредна — для вашей же страны, упускающей прибыль от возможной продажи изобретения. Но раз уж ваши власти избрали столь близорукую политику… В таком случае нет беды, что и маленькие люди, вроде нас, сумеют ухватить свой кусок. Повторяю, что наши страны не враги, а потому не будет никакого вреда для России.

Наглость поражает! Но о том промолчу. И что же ты от меня хочешь, мистер… кстати, как мне вас называть? Если вы осведомлены, то я не инженер, не ученый, и совершенно не разбираюсь в судовых машинах. Да, и можно вас просить говорить по-английски — мне хочется попрактиковаться в этом языке, я еще недостаточно его изучила.

— Можете звать меня мистер Доу. И от вас, миссис Лазарева, требуется как раз ничего не делать. Мы знаем, что вы вполне можете помешать кому бы то ни было добыть информацию, так я настоятельно прошу вас этого не делать. Ну а оплата — форму назовите сами. Товар, аналогичный тому, что поставляет вам мистер Эрл. Золото, валюта. Или же — переезд в США, с открытием счета в банке на ваше имя. Куда будет положен аванс, вполне достаточный, чтобы безбедно жить пару-тройку лет — а после, туда же будут начисляться дивиденды от нашего предприятия, в котором вы будете иметь долю, по праву.

— А какие гарантии, что вы меня не обманете?

Он снова говорил, а я слушала. И мои подозрения становились уверенностью. Когда мы наконец расстались, и я поспешила, нет не домой, а в свой служебный кабинет там же на территории «бригады строящихся кораблей» (тут удачно автобус все-таки подошел), то до того как идти связываться по ВЧ с Москвой, набросала схему на бумаге, как учил меня дядя Саша.

«Мистер Доу» не американец. Я хоть и не профессор фонетики из «Пигмалиона», но отучилась в Ленинградском университете на инъязе, не закончила, но у нас были очень хорошие профессора. И я вполне могу по речи отличить американца от англичанина, причем из метрополии, не канадца и не австралийца. Полагаю, что для МИ-6 не составит труда внедрить своего агента в Штаты… хотя надо для начала, срочно установить личность этого «Доу», все ж у нас не так много иностранцев, въехавших в Молотовск легально, а его физиономию я запомнила хорошо.

А значит, никакого «делового предложения» нет. И смысл всей игры лишь в том, чтобы установить мою роль. «Глава местной мафии», крутящая свой бизнес — или охранитель Тайны, от ГБ? Это даст многое — при условии, что им известно, какую информацию мы передали «мистеру Эрлу». Следовательно, все там — деза, и искать надо в совсем другом месте? Вот не могу поверить, чтобы опытнейшая британская разведка так предупреждала какое-то подозрительное лицо (то есть меня), «мы будем завтра искать там, а вы туда не суйтесь»! А вот поставить наживку, чтобы после проследить, «а сунусь ли я», буду проявлять активность, или устранюсь — это уже теплее!

И очень вероятно, что про мое партизанство в Белоруссии они знают — вот не верю я, что пан Тролль на меня вышел случайно! А вот про мой инъяз — скорее всего, нет, этим и объясняется их прокол. Но выходит, что у них есть какие-то самостоятельные подходы к Тайне — о которых однако, по их мнению, я должна знать? Зачем тогда — угрозы в завершение:

— И вы должны понимать, миссис Лазарева, что деловые люди не склонны прощать тех, по чьей вине понесут убыток. Ничего личного — но это вопрос принципиальный.

Смешно. Что для меня обиды каких-то англичан — вот если бы на меня товарищ Берия обиделся, это было бы страшно! А все прочее — переживу!

Курт Танк, авиаконструктор. Штутгард, 26 мая 1944.

Кому нужен безработный авиаконструктор? Даже если он создал один из лучших истребителей этой Великой Войны.

Случилось страшное: Германия была повержена в прах, растоптана, даже не цивилизованным противником, а дикими ордами с Востока! Впрочем, Танк, как высокообразованный человек, понимал, что далеко не во всем нужно верить пропаганде, даже если ею руководит такой гений, как доктор Геббельс. А русские, придя в Рейх, вели себя совсем не так, как этого от них ждали.

Грабежи и бесчинства были редкостью, и с этим решительно боролись русские «фельджандармы». Конечно, были аресты — чинов СС, СД, гестапо, еще каких-то отдельных личностей, показавшихся «неблагонадежными» — но не было ни массовых показательных расстрелов, ни повешенных на фонарях «в устрашение». Очень скоро стало ясно, что «дикие славяне» соблюдают правила: если ты ни в чем не замешан, не был, не состоял, и на тебе нет их крови — то тебя не тронут. Зато русские, едва прошел фронт тут же старались навести порядок — поначалу, хотя бы элементарный, относящийся к жизнеобеспечению, безупречному функционированию коммунальных служб. Заводы, даже прекратившие работу, брались под охрану — до приезда особой комиссии, которая выясняла все относящееся к данному объекту: собственность, сохранность, хозяйственные связи, обеспеченность рабочей силой. Часть оборудования демонтировалась и подготавливалась к вывозу в СССР — но именно часть, будто русские не хватали все попавшее под руку, а искали по уже собранным заявкам от своих фирм, и даже при этом задавались вопросы, необходимо ли изымаемое для производственного процесса, может ли быстро заменено вновь изготовленным? Все это происходило с полного согласия «временного германского правительства», которому русские передавали функции гражданской власти на местах — оставляя за собой последнее, решающее слово; впрочем, пользовались этим правом нечасто.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});