Уровень - Ирина Е. Булгакова

язвительное, но Прима его опередила. Она сказала то, что думала.

— Наверное. Так и было. Я не помню.

Ариец вздохнул и задумчиво покачал головой. Наверное, он решил, что имеет дело с двумя умалишенными.

— Ариец, — вдруг улыбнулся Бармалей, словно встретил лучшего друга. — Ты тоже упал с неба?

— С какого неба? — доброжелательно улыбнулся диггер.

— Я имел в виду сверху. Сверху вниз. Как Прима и я?

— Я ниоткуда не падала, — устало отмахнулась девушка. Разговорчивый парень начал ее утомлять.

— Конечно. Если ты могла откуда-нибудь упасть, то только с облаков. Ты — ангел. Падший… Я хотел тебе сказать…

Но диггер его перебил.

— Падший ангел — это дьявол, — дружелюбно, как ребенку, объяснил Ариец. — Точнее, Люцифер. Это одно из имен дьявола. Который изначально был ангелом, тут ты прав, но лишился могущества из-за того, что посчитал себя выше бога. Сомнительный комплимент, не считаешь?

— Не считаю, — с вызовом ответил парень. — Ангел не может быть дьяволом. У них разные цели. И потом: Люцифер — имя какое-то нерусское. Интересно, как оно переводится.

— А переводится оно с латыни. Люцифер — значит светоносный.

— Вот видишь! — обрадовался парень. — С таким именем у него не может быть все просто.

— Я смотрю, ты неплохо в чертях разбираешься, — не сдержалась Прима.

— Как же иначе? — диггер развел руками. — У меня принцип: надо больше знать о месте, где проводишь столько времени.

— О его хозяине, — пробормотала девушка.

— Светоносный. Светоносный, — парень их не слушал. — Теперь все мне понятно. Просто ангелы творят добро на земле. Но надо же кому-то творить добро и здесь, под землей!

— И ты считаешь, что Прима — та, что творит добро?

— Да. Я так считаю, — со вздохом отозвался Бармалей. — Если было бы по-другому, я бы умер в холодной яме, так и не узнав…, - он замолчал.

— Что бывают ангелы? — откровенно улыбнулся Ариец.

— Что бывают такие, как Прима, — еле слышно сказал Бармалей.

— Ладно, оставим, — Ариец аккуратно положил ладони на стол.

— Ты что-нибудь помнишь, Бармалей? — против воли вдруг вырвался у Примы вопрос.

— Я? Помню. Я многое помню, — он надолго задумался, нахмурив брови. — Не фига. Блин. Не так уж и много я помню. Помню… с друзьями, кажется. Отмечали пятьдесят лет флэш-моба. Собрались в центре, на площади… Кажется. Потом… домой, что ли пришел? Комната там, с обоями в цветочек. Потом спать лег. А вот потом многое помню, — он оживился, словно рассказывал занимательную историю. — Просыпаюсь в полной темноте. Кругом тесно. Дышать вообще нереально. Но понимаю, блин, что падаю. Кричать не фига не могу. Теснота — ужас. Я думаю — это смерть такая, страшная. И тут бац, все вдребезги, меня подбросило и в воду… Холодно… Ничего не понимаю. И вообще, откуда на мне взялся этот дурацкий костюм? — он кивнул в сторону мокрых тряпок, сиротливо лежащих на полу. — Чепуха какая-то…

— Вот и я так думаю, — Ариец уже не улыбался.

— Что?

— Тоже думаю, что весь твой рассказ — чепуха. Даже… заметь, даже! Если прикинуть фантастический сюжет, что тебя закатали в гроб и похоронили заживо, все равно ничего не получается.

— Похоронили? — парень фыркнул. — Скажешь тоже. Да еще заживо… А почему не получается?

— Да потому, что на этом кладбище уже лет десять никого не хоронят.

Все замолчали. Парень задумчиво ковырял пластиковой ложкой в банке с едой. Ариец делал вид, что разглядывал этикетку на бутылке.

Приме внезапно стало не по себе. Пользуясь ее усталостью, из глубин памяти стало выбираться такое, что вызывало дрожь.

— Ариец, — она прервала затянувшееся молчание. — Мы сможем выйти на поверхность?

— Может быть. Все может быть, — он сказал это так, что ей стало еще хуже. — Обвал внес такие коррективы, что… Будем думать. В ближайшее время — вряд ли. А ты не боишься, — он неожиданно вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза, — что там, наверху, тебя будут ждать те, кого бы тебе видеть не хотелось?

— Боюсь.

И отвела взгляд в сторону. Ему ни к чему было знать, что гораздо страшнее группы людей, одержимых местью, ей представлялось то… та, что могла идти за ней по следу здесь, на глубине.

Прима откинула голову и закрыла глаза.

Тот тихий свист, который она услышала в туннеле, шел рука об руку с другим шумом: шипением старой, заезженной пластинки, по которой скользит игла, то и дело сбиваясь с проторенной дорожки.

АРИЕЦ

— Ну что это за такие спецхраны? Херня какая-то… оружия ни хрена нет…

До Арийца снова долетел навязчивый шепот и явился последней каплей, переполнившей чашу терпения. Он резко обернулся, схватил не успевшего увернуться парня за грудки и прижал к стене. Подержал некоторое время на весу, чтобы ноги не касались земли.

— Если я еще услышу от тебя хотя бы один звук, — прошипел диггер в испуганное лицо.

— Я все понял, Ариец, — полузадушено сказал Бармалей. — Я больше не буду.

— Тут тебе не игруха виртуальная, придурок. Я не собираюсь подыхать из-за твоих соплей. Еще один звук — и ты пойдешь один. И в другую сторону.

— Прости… я понял.

Ариец ослабил хватку и отпустил парня. Как только тот обрел относительную устойчивость, диггер, подтверждая серьезность своих намерений, с размаху опустил руку ему на щеку. И сдержался лишь в последний момент: шлепок получился так себе. Больше всего ему хотелось ударить парня так, чтобы из носа потекла кровь и странная эйфория, в которую впал новичок, переодевшись в сухие вещи, сменилась страхом и настороженностью.

Оружия в спецхране не было и быть не могло: его давно увели те, кто нашел первым. Те же нью-ди. Однако объяснять это парню, окрыленному находкой спецкостюма и защитного шлема с фонарем, было бесполезно. Неизвестно, что он ожидал найти, скорее всего, начиная от холодного оружия вплоть до гранатомета. После очередной фразы, произнесенной Арийцем безапелляционным тоном «оружия здесь нет», парень впал в уныние и теперь гундел, не переставая.

Сам Ариец разжился дополнительными аккумуляторами. И это был повод если не для радости — уж в том, что не помешала бы пара тройка гранат, он был с парнем солидарен — то во всяком случае, повод для удовольствия.

Дорога уводила все ниже и спорить с ней не имело смысла. На земле ты был волен развернуться и пойти куда глаза глядят, на все четыре стороны. Под землей имелась дорога туда и обратно. А до всяких ответвлений еще нужно было дожить.

Тюбинг неумолимо шел под уклон, призывно выпячивая худые ребра скоб. Истекал как кровью черной водой, тяжелыми каплями срывающейся с