Юрий Самсонов - Последняя Империя

Колотясь у него в руках, Цезарь-Адольф II непослушным языком закричал:

- Помогите!

- Ого! - сказал трактирщик. - Это что-то новенькое!

- Простите... но в чем дело? - сказал профессор.

Пип, наконец, взорвался.

- А в том, - заорал он, - что мы вдвоем захватили эту берлогу, чтобы вытащить двух старых хрычей. А они... они...

- Пип, возьми ключи и запри все двери, - прервал его Джип.

- Раз плюнуть и без ключей, - буркнул Пип. Запер двери, подошел к накрытому столу, поднял графинчик, поглядел на свет и через секунду у него в горле что-то забулькало.

- Совесть! - сказал Пип трактирщику, промочив горло. - У тебя она есть, а у других нету. А сдачи кто нам вчера не дал? Или ты нас здорово накормил?

- А правда, - весело сказал Джип, - давайте-ка все за стол. И поговорим заодно, никто не помешает, - он усадил профессора в кресло, потом уселись остальные, Пип пристроился к своему графинчику, уже на треть пустому.

- Можно мне тоже поесть? - жалобно спросил суперимператор. - Я очень голодный.

- Садись, тут на всех хватит, - великодушно сказал Джип.

- Нет, у меня свое, - сказал суперимператор. Снял с плитки кастрюльку, устроился на уголке и стал быстро и жадно пожирать горячую дымящуюся репу, вытаскивая ее из кипятка прямо пальцами.

- Вы, мистер суперимператор, на диете? - сказал Пип, с любопытством наблюдая за ним. - Репу-то даже не посолили!

Суперимператор, давясь, ответил:

- Соль тоже может быть отравлена.

- И вы ни-че-гошеньки больше не едите? - спросил ошарашенный Пип. Одну репу? Без соли?

- Одну репу, - обжигаясь, с полным ртом, проговорил монарх.

- Противно же!

- Зато безопасно. Я ее сам посадил. Когда репа кончается... я голодаю, иногда даже грызу семена, но мало остается на посадку, понимаете?

- Нич-чего себе! - Пип даже присвистнул. - А мне всегда охота было поглядеть, как эти короли да императоры питаются. И чем. Вот уж, думал, кто жрет так жрет. Нет уж... Был бы я императором... - он окинул стол победоносным взглядом. И, подумав, придвинул себе другой графин.

- А чего ты так боишься, Адольф? - сказал профессор.

Суперимператор даже поперхнулся горячей водой из кастрюльки - он как раз пил через край.

- Как - чего? Врагов своих...

- Где они, твои враги? Врагов тебе и на год не хватило. А после...

- Ты о казнях? - торопливо перебил Цезарь-Адольф. - Я казнил для блага империи! - он обвел взглядом лица. - Не верите... Подумай: чтобы остановить этот ненужный вредоносный прогресс, надо было истребить науку. Как же с ней покончишь, пока живы ученые? Ты вон в камере задыхался, а в книжку глядел. Чтобы твоя голова перестала думать, ее надо отрубить! Да, я рубил ваши головы, и правильно делал: вы довели бы мир до сумасшествия, до вырождения. Человек как биологический вид катился по наклонной...

- Старая чушь, - сказал профессор. - Если бы не мешали, человек давно стал бы совершеннее всех созданий природы. Человек только начинается! Разум бога, сила и ловкость тигра объединятся в одном теле - вот его будущее. А такие, как ты, не хотят этого, потому что боятся. В том мире, который придет, суперимператору Цезарю-Адольфу много чести стать и швейцаром. Вот почему, когда человек открывает глаза, вам хочется их выколоть! Покончить с цивилизацией. Но захочет ли человек стать голой бесхвостой обезьяной?

- Стать ровесником планеты, - сказал суперимператор. - Сыном солнца... Братом травы и деревьев. Вернуться к золотой весне, к детству... На что нам, людям, твой черный космос, твое всемогущество в пустоте? Допустим, мы уже стали всемогущими. И что? Пресыщение, а дальше? Мировая апатия. Смерть.

- Жаль, что это не пришло в голову той обезьяне, которая слезла с дерева и пошла на двух ногах, чтобы положить начало вашему царствующему дому, - сказал Джип, зевнув. Трактирщик фыркнул.

- Нам невозможно вообразить, какова будет эта всемогущая раса, - сказал профессор. - Не стоит судить по себе, говорить о ее пресыщении, об угасании творящей силы. Те люди будут нам так же непонятны, как мы непонятны обезьяне. Может быть, это и грустно. Но лучше честно послужить ступенькой эволюции, чем ямой на ее дороге.

- Вот каково с вами спорить, - сказал суперимператор. - Можно проговорить всю жизнь и ровно ничего не сделать ради идеи, великой и единственной идеи, в которую я верю... по-прежнему! Ради нее стоит пожертвовать кое-чем, нет, правда! Когда я отдал приказ относительно вас всех... у меня было такое чувство, что я решился вырубить прекрасный старый плодовый сад, но... Вы - или я, иначе решать было невозможно. И не мой эгоизм решил этот выбор, а убеждение: я полезней, нужней, моя дорога правильнее! - он помолчал. - Да и народ... поверил уже, что вы все колдуны... Буря, разве ее остановишь? Ты ведь помнишь собственную казнь, это было... Кстати, как ты ухитрился воскреснуть?

Профессор с досадой протер очки.

- Что вы все твердите о моей казни? Никто меня не казнил.

- Нет, вы поглядите только! - угрюмо сказал трактирщик. - Он взаправду все позабыл. Но я же собственными глазами...

- Постойте... - сказал профессор. Он снял очки и сидел, близоруко помаргивая. - Что это значит? - очки снова очутились на носу. - Боже, где зеркало? - профессор вскочил, озираясь. Хотя... прошло столько лет и тогда... Значит, это он под меня загримировался! - все в волнении приподнялись, силясь понять эти мучительно бессвязные речи.

- И его... вместо меня! - задыхаясь от слез, от волнения, профессор повернулся к Джипу, закричал:

- Мальчик, зачем ты это сделал?

Джип с досадой дернул плечом.

- Ну, откуда я знал, что тебя уже спрятали? Откуда? Вспомни-ка: я дома не ночевал, а потом на улице меня встретил Грогут, сказал... Ну и...

- Так это тебя... тридцатого? - сказал трактирщик.

- У вас в тот день был скверный кофе, - поддразнил его Джип.

- Пригорел, - угрюмо сказал трактирщик. - Я всегда говорил, что этот парень что-нибудь да выкинет.

Профессор перевел дух и закричал на Джипа!

- А кто тебе разрешил это сделать, а? Ты почему, а?

- Вечно раскричится, - пробормотал Джип. - Отстань, ладно?

- Ну, не буду, - сказал профессор, - не буду, не сердись. На чем мы остановились?

- Да, - сказал суперимператор задумчиво, - сперва это было необходимо. А потом... стал я бояться. Подумай: у каждого родственники, друзья. По ночам спать перестал. Одно думаю: кто-нибудь да отомстит. Утром отдашь приказ насчет этих... родственников и прочих... А у них свои друзья, свои родственники. Значит, начинай сначала, - он сделал безнадежный жест рукой. - И кому верить? - суперимператор говорил будто сам с собой. - Уж личная охрана через какое сито проходила... Глядит на тебя преданными глазами. А может, проморгал какой-нибудь чиновник, недопроверил... и у него, может, брат казнен или отец... только и ждет, когда отвернешься... - гримаса ужаса исказила его морщинистое лицо. - Не знаете вы, как я живу. Все меня боятся, а я, - он прокричал это, - я-то как боюсь! Такого страху... никто... никто!