Чарльз Плэтт - Человек из кремния

- Конечно,- сказал Бейли, хотя ни слову не поверил. Именно Готтбаум отгородил от мира свое убежище бетонными башенками с дистанционно управляемым автоматическим оружием. Очевидно, что и открытость его должна быть жестко лимитирована.

- Энергия у вас - собственная? - спросил Бейли, кивнув на группу солнечных батарей.

- Здесь муниципальная линия, но на нее не стоит слишком полагаться. Я дополняю ее использованием ветряной и солнечной энергии. Геотермальный генератор у меня тоже есть - под куполом; только в этом году установлен. Там шахта глубиной в 1000 футов. Я использую разницу температур на дне и наверху, чтобы вращалась турбина.

- Я знаком с этим принципом,- сказал Бейли.

- Техническое оборудование? - Готтбаум искоса оценивающе взглянул на него.

- В некотором роде.

Готтбаум хмыкнул.

- Что ж, Уилсон, очень любезно с вашей стороны посетить меня. От Сан-Диего, должно-быть, долгонько пришлось ехать... Вы ведь там живете?

- Да, в том районе.

Готтбаум слегка улыбнулся.

- Идемте же в дом.

Дверь, в ответ на прикосновение Готтбаума к сенсорной панели, мягко скользнула в сторону; и Бейли обнаружил себя в полукруглом жилом помещении - пол выложен плитами серого, шероховатого сланца, кресла "Old Bauhaus" - хром и кожа завалены подшивками научной периодики, стеллаж с широчайшими полками по пояс в высоту, огибающий купол по периметру, уставлен дорогущим оборудованием; черные металлические корпуса, дисплеи высокого разрешения, мерцают лампочки ("включено"), тихонько гудят вентиляторы (охлаждающие). И еще оборудование - на полу, среди сплетения проводов...

Готтбаум, не останавливаясь, прошел к столику красного дерева, стоявшему у окна, открывавшего вид на лес и океан вдалеке. За столиком, погрузившись в чтение, сидела молодая женщина. Осознав присутствие рядом Готтбаума, она подняла взгляд - удивленно, неуверенно. Азиатская раскосость, скромный (demure) японский рот, но кожа почти так же светла, как и у самого Бейли...

- Моя дочь, Юми,- Готтбаум сопроводил представление небрежным, резким жестом.- Юми, это - человек из лаборатории; приехал для беседы со мной.- Он стоял над ней, явно ожидая ее ухода.

Бейли вдвинулся между ними.

- Добрый день,- сказал он.- Меня зовут Ричард Уилсон. Рад знакомству.

Она поднялась. Одета она была в белую "крестьянскую" блузу и рукодельную, до лодыжек длиной хлопчатобумажную юбку. Она рассеянно теребила ткань, и Бейли отметил, что ногти у нее обкусаны чуть ли не до мяса.

- Здравствуйте,- почти шепотом сказала она.

- Надеюсь, я не испортил вам день?

- Нет. Вовсе нет.- Она быстро взглянула на Готтбаума и снова перевела взгляд в сторону Бейли.- Если у вас что-нибудь не для посторонних, или...

- Да уж, Юми, прошу тебя.- Готтбаум сжал губы; судя по всему, он и не старался скрыть нетерпение.

- Возможно, мы еще увидимся,- сказал ей Бейли. Она как-то непонятно задевала (struck) его - не только ее скромно, по-детски, красивое лицо, но само ее присутствие. Она была застенчива, и, очевидно, во всем беспрекословно подчинялась отцу, но в то же время где-то обособлена, непоколебимо поддерживая это разделение (подчеркивая свою отделенность от отца?).

Она подобрала со стола пару бумажных тарелок и, низко склонив голову, вышла за дверь. Последовало краткое журчание воды, затем дверь закрылась, и наступила тишина.

Готтбаум указал Бейли на освободившееся кресло.

- Садитесь. Вы удовлетворены ответом на I вопрос?

Бейли сел в кресло, положив на стол перед собой компад и папку с описанием проекта. Хорошо бы Готтбаум перестал форсировать...

- Я так понимаю из вами сказанного,- ответил он,- у Хортона столько друзей в Пентагоне, что проекту и не нужно было давать за эти 30 лет какие-нибудь результаты. Знаете, что-то с трудом верится.

Старик без всякой веселости рассмеялся.

- Не нужно, Уилсон. Результаты - не надувательство. С самого начала тысячелетия упадок и экологические кризисы нашего века вновь вернули нас в годы Рузвельта. Bailouts and buyouts. Прогресс движется вперед в лучшем случае черепашьими шагами; надежды на будущее уменьшаются пропорционально. Частная индустрия больше нигде никакой роли не играет, и дело обороны - не исключение. Все вершит одна большая правительственная бюрократия, со всей бюрократической тупостью, и люди наподобие Хортона прекрасно умеют этим пользоваться.

Бейли неспешно кивнул, начиная наконец понимать, что же такое есть этот Готтбаум. Он побарабанил пальцами по компаду.

- Я по пути сюда навел кое-какие биографические справки,- сказал он, выбирая шрифт. Экран засветился.Вы не возражаете?

Готтбаум выжидательно пожал плечами.

Бейли вызвал на экран текст.

- Родились вы в 1950-м, стало быть, в 60-х были тинэйджером... Студент-радикал?

- Нечто вроде,- буркнул Готтбаум, откидываясь на спинку кресла.- Ну, держались мы в [?] несколько дней, швырнули несколько булыжников да бутылок... Это имеет отношение к делу?

- Я только хочу получить полную картину,- сказал Бейли.- Видите ли, с точки зрения современности, для любого из моего поколения те времена - синоним анархии.

Глаза Готтбаума сузились.

- Не было никакой анархии. Было всего лишь немного больше свободы.

- Вот как? Что ж. После того, как вы - в 1975-м получили звание доктора [Ph.D]...

- Судя по всему, сейчас вы помянете мой компьютерный вирус.

- Именно так. Я знаю, что ваш вирус полностью вывел из строя сеть mainframes, какими тогда пользовались.

- Просто шалость,- сказал Готтбаум, уже несколько запальчиво.- Вирус ничего не повредил, не потер ни одного файла, не исказил никаких данных!

Сеть вполне можно было восстановить и запустить снова, если бы несколько [?] не запаниковали.

- Эта ваша шалость сегодня называлась бы государственным преступлением,- заметил Бейли.- Но в те времена, наверное, на было законов, предусматривающих такие вещи. Что ж, пойдемте дальше. В 1985-м вы открыли собственное дело микрокомпьютеры - и стали миллионером.

Готтбаум выказывал не больше дружелюбия, чем прежде. Он сцепил перед собой на столе тонкие свои, длинные пальцы.

- Вы упустили, что несколько лет до этого я занимался интенсивными исследованиями, что позволило впоследствии выбить из игры всех конкурентов - как наших, так и японских; в остальном же все верно. Но к чему вы все это?

- А вот к чему. Вы росли в эпоху узаконенного беззакония. Люди нарушали тогда законы на каждом шагу и даже богатели в процессе нарушения. Сегодня, благодаря централизованному правительству и плановой экономике, обстановка контролируется, и алчность не правит обществом, как раньше, и никто не останется обойденным. Но для вас все это - из-за воспитания - лишь только большая, тупая бюрократия.