Журнал «Если» - «Если», 2011 № 11

НэН не ходила на сборища. Д.У. работала строго в виртуальном пространстве и в одиночестве. «Сцена невидима» — гласило правило. Однако в то же время правила были НэН вроде бы и не к лицу, поэтому порой она предпринимала вылазки в реал, просто чтобы доказать: она это может. Обычно ее боевой задачей была социальная инженерия; если взлом затягивался и от голосовых и текстовых сообщений не было проку, она выходила в реальное время. Еще реже и с большой неохотой она рисковала встречаться лицом к лицу с кем-либо из людей «сцены», чтобы обменяться оффлайновыми паролями или информацией на съемных носителях. И однажды — всего лишь однажды! — она встретилась с группой: это и была Проклятая Конференция, под прикрытием другого, гораздо более масштабного мероприятия. Пока пресса осаждала новичков и «чайников» возле столов для блэкджека, группа людей с именем, кудесников и легендарных личностей, встретилась в тихом баре, чтобы окончательно согласовать деятельность первого межпланетного даркнета. Предлогом для встречи служила передача паролей, хотя НэН и другие возражали, утверждая, что существующих систем безопасности достаточно для запуска работы Сети. Настоящей же причиной было то, что новая Сеть объединяла различные «сцены»: хактивистов и криптоанархистов, пиратов, банкиров и инфотеррористов, а возможно, даже настоящих террористов, и, уж конечно, нескольких откровенных жуликов. Назрели вопросы взаимодействия на культурном уровне, и некоторые организаторы настояли на сессии во плоти.

Разумеется, никто здесь не отсвечивал бейджиками с надписями вроде «Привет, я Джон», однако все быстро вычислили друг друга, пользуясь обоснованными догадками, а кое-кого и вычислять не требовалось. Например, НэН — единственная женщина, которая не присосалась к какому-нибудь парню, а с тех пор как она устроила публичный флейм со знаменитым шифропанком, одновременно и ярым женоненавистником, Дева прославилась именно этим. Там тусовался один хактивист, блогер по основному занятию, самопровозглашенный специалист по связям «человек — машина», однако НэН должна была признать — отличный хакер, и охотился он как раз на цели ее типа: корпоративные базы данных, отслеживатели кликов, системы распознавания личности, то есть все то, что вторгалось в частную жизнь людей. Он занимался этим по политическим соображениям, она — по личным, однако пришли они к одному и тому же.

И еще там был Леко. Нет, это не прозвище: Леонардо «Леко» Стирлинг Гуарана — имя, под которым его знали как в киберпространстве, так и в реальной жизни. Сын и наследник одного из самых могущественных кланов марсианской элиты, имеющей долю в добыче льда, сельском хозяйстве, перевозках, владеющей чуть ли не на феодальных началах целыми поселениями и питающей неприкрытое отвращение к любому, политическому или культурному, влиянию с Земли. Когда он вошел в бар в своем физическом теле, беззаботной походкой, одетый в костюм за пять тысяч долларов, половина собравшихся тут же устремилась к выходу. Парню пришлось показать свой поддельный паспорт и проездные документы, чтобы заставить всех успокоиться.

Он присутствовал там не как хакер или взломщик, он был одним из организаторов, хотя и имел интересы с обеих сторон. Его семья поставляла жизненно необходимую компьютерную аппаратуру и сетевые подключения авансом не только на Марсе, но и по всей Солнечной системе. Поэтому они были вынуждены выступать как пользователи и покрывать большую часть эксплуатационных расходов. На самом деле семье по-прежнему требовалось вести дела с Землей, но они стремились делать это вне поля зрения презираемых ими корпораций и правительств.

Впоследствии, когда общая суматоха разбилась на более мелкие дискуссии, Леко принес стул и пару бутылок пива в укромный уголок, где скрывались НэН с А(и)дой. Он хорошо подготовился к разговору: знал о ее деяниях столько, что НэН даже наградила А(и)ду особым тычком, заставив крутиться все ее шестеренки, пока сама улыбалась и кивала марсианину.

Он был яростен, страстен и как-то мрачно красив, говорил о планах семьи и своих личных, о естественной эволюции культуры, о новой траектории — точнее, траекториях, ведь каждый идет собственным путем. Эта встреча, эта новая Сеть — зарождение революции, а собравшиеся здесь люди — визионеры, вожди, первые борцы за свободу.

— Но это не может произойти здесь, на Земле, — говорил он. — Земля находится слишком глубоко, в своем колодце, она отягощена историей. Революция, возможно, и начинается здесь, сегодня, но битвы и победы предстоят там — на Луне, на Поясе, и прежде всего на Марсе. Нам там нужны такие люди, как ты, знающие больные места корпорации и как по ним ударить. — Он положил руку на плечо собеседнице. — Что бы тебе ни понадобилось: деньги, оборудование, помощники, — все это мы сможем достать.

Он наклонился вперед и улыбнулся, обдавая ее лицо горячим дыханием, пропитанным пивом и чувством превосходства, и сказал:

— Пойдем со мной.

НэН ослепительно улыбнулась, поставила пиво, накрыла его руку своей, сказала «нет», поднялась и вышла.

Сразу же за мостиком имелся шлюз, снабженный большой кнопкой с надписью «Аварийная эвакуация». В шлюзе было темно и холодно, он был так мал, что НэН едва могла протиснуться туда боком. Когда-то она несколько раз пыталась в нем спать, но слишком мешал вид из крошечного оконца — россыпь звезд, отстраненных, неисчислимых. Впрочем, сейчас ей спать не хотелось; она была чуточку пьяна и чувствовала возбуждение от кофейных зерен, которые носила с собой в пакетике и жевала. «Как от джаза», — подумала она и отбила кончиками пальцев джазовый ритм на кнопке аварийной эвакуации: там-та-там-там-там.

Если она стукнет чуть посильнее, собьется на ударе и система сработает, ее выкинет из двери в спиральном воздушном вихре. Останется ли в этом случае ее тело на той же траектории, на той же низкоэнергетической орбите к Марсу? Хватит ли плотности тамошней атмосферы, чтобы, падая, она оставила за собой яркий след, или она попросту проделает маленький кратер где-то на поверхности планеты и будет лежать, заброшенная, пока песчаные бури не сотрут ее в порошок? А(и)да могла знать, но А(и)да осталась на пульте, и внутренняя дверь шлюза закрыта, чтобы не доносились ее причитания. Одинокое странствие — другой траектории Дева Утрат никогда не знала. Единственная истинная свобода — это анонимность, а истинная анонимность — недостижимая цель, к которой следует стремиться, преодолевая огромное давление, призванное окультурить, вобрать в себя, приспособить.

И вот теперь анонимность вручалась ей; это было делом чужих рук, надо признать, однако она могла заявить свое право на нее одним ударом пальца, абсолютно без всяких усилий. Любой другой путь сулил лишь борьбу с физикой, судьбой и силами гораздо большими, чем она сама.