Zero Hour - slip

просто позвонил ему, он сказал, что они со всем разберутся – и разобрались. Но…

- …ты как-то забыл, что кроме наших сотрудников и копов в этом дерьме замешаны еще другие люди, - Виттория закончила мысль за него.

Все-таки у Раске были некоторые положительные качества. Например – он никогда не отрицал очевидного, если уж его удалось загнать в угол.

- Не забыл, но… Не подумал, не знаю, Виттория, у меня столько головной боли, что я уже не знаю, за что хвататься. Еще и Марта…

Говорить недомолвками тоже было его обычной привычкой, и, в отличие от предыдущей, эта бесила до нервных тиков.

- Что “Марта”? – в голосе Виттории появились нотки угрозы.

Раске махнул рукой, приложился к фляге, словно ища на ее дне храбрость, и только после очередного возмущенного вопроса, наконец сказал:

- Она закатила такую истерику, когда Артур не вернулся домой. В общем… Пока официально он мертв, оформили как инцидент на производстве. Если когда-нибудь вернется – разберемся.

Когда весь смысл его слов дошел до нее, Виттория чуть не выронила чашку.

- Макс, вы ей не сказали?

Раске помотал головой:

- И тут дело даже не в CDA. Понимаешь, я видел результат работы людей Ульриха, - в его голосе сквозило отчаяние, - Видел, собственными глазами. Этот чертов полицейский участок. Там никто не помнит абсолютно ничего. Ни про вас, ни про что-то еще. Они все ведут себя так, словно ничего не случилось, но я же не слепой, я же вижу…! – еще один глоток из фляги, - Не знаю, чем люди Ульриха так их запугали. И даже не уверен, что хочу знать. Но поверьте мне, это чертовски страшно! Я не хочу, чтобы они то же самое сделали с Мартой!

Коньяк развязал ему язык, и в кои-то веки он говорил искренне и без купюр.

- Дерьмо, - констатировал Карстен.

- Я даже не буду спорить, - обессиленно выдохнул Раске.

- Так, подожди, - Виттория отставила пустую чашку в сторону, - Если люди этого твоего Ульриха действительно настолько опасны и так хорошо работают, тогда почему они не пришли за нами?

Раске пожал плечами и приложился к фляге еще раз:

- Откуда я знаю, что у них на уме? Может, пока просто не успели.

- Так, то есть… - неожиданная догадка – и мурашки снова побежали по замерзшей спине, - Карстен, дай мне свой телефон.

Карстен удивленно обернулся:

- Зачем?

- Дай-дай.

Карстен пожал плечами, но все-таки протянул ей его. Звонить на свой собственный номер было и без того странно, но еще страннее стало, когда с той стороны отозвался сонный мужской голос:

- …est…

Виттория шумно и облегченно выдохнула. Не добрались.

- Я тебя слышу. Все хорошо?

На той стороне саркастично хмыкнули:

- Fuit, prae aliquo me ex somno excitavit. [Было, пока кое-кто меня не разбудил.]

Нервный смешок сорвался с губ:

- Ну извини-извини, я… Ладно, не важно, завтра расскажу.

- Mane-mane-mane, [Погоди-погоди-погоди] - спешно выпалил Цезарь, - Quidquem accidit? [Что-то произошло?]

- Ничего. Все в порядке. Спи.

Палец коснулся красной кнопки сброса звонка – и телефон замолчал. Зато вместо него ожил Раске:

- Виттория, что это было? Ты с кем…

- Цезарь. Я же тебе говорила.

Она подошла к холодильнику и заглянула вовнутрь. В чем-то Раске был прав – этот бесконечный сложный разговор давно пора было разбавить чем-то горячительным.

- Я думал это плохая шутка… - простонал Раске.

Оценив запасы, Виттория достала бутылку вина.

- Карстен, помоги открыть.

Карстен кивнул и потянулся было к ящику стола, но не успел ничего сделать. Отброшенный на стойку телефон разразился трелью. На экране светилась ее фотография и имя. Они молча переглянулись, и только после того, как Карстен неуверенно кивнул, Виттория, наконец нашла в себе силы взять трубку:

- Слушаю.

Она ожидала услышать в ответ все, что угодно, но только не:

- Vittoria, te rogo, quid accidit? [Виттория, я тебя спрашиваю, что случилось?]

Не убийцы Риттера, готовые пристрелить каждого, кто хоть как-то связан с ними, не полицейские, которых вызвали на стрельбу.

Просто сонный Цезарь.

- Охренеть… - выдохнул Карстен, - В смысле, он что…

Виттория ошеломленно кивнула.

- Я помню, когда они только-только начали выпускать телефоны с этой новой прошивкой, я папе две недели не мог объяснить, как им пользоваться, если он на голос не реагирует, а тут…

- Vittoria? – раздалось из трубки, - Audisne mihi? [Ты меня слышишь?]

- Карстен, подбери челюсть, иначе нам придется ехать обратно, вправлять ее тебе, - хмыкнула Виттория прежде, чем ответить в трубку уже на другом языке, - Слышу.

- Bene. Paene censebam, quidquid ruptum esse. An quid de… [Хорошо. Я уж было подумал, что что-то сломалось. По поводу…]

Раске подкрался к ней настолько тихо, насколько мог со своим весом и в своей степени опьянения:

- Виттория, - до свободного уха донесся его шепот и она, вздрогнув, оглянулась, - А можешь включить на громкую, мне тоже интересно.

Она прикрыла микрофон рукой перед тем, как ответить:

- А ты, типа, знаешь латынь.

- А ты? – не остался в долгу Раске.

Виттория скептично хохотнула, но все-таки сделала, как он просил.

- …quid putas? […что думаешь?] – раздалось из динамика.

- Извини, я отвлеклась, - ответила Виттория, - Слушай… Ты ничего странного не видел? Те люди в костюмах, они не приходили?

Динамик замолчал. Они недоуменно переглянулись, но быстрее, чем кто-нибудь успел что-нибудь сказать, телефон снова ожил:

- Haec mulier, qui hodie advenit. Credo, tui viri alieni eam quaesierunt. [Та женщина, которая сегодня приходила. Думаю, твои странные мужчины искали ее.]

Виттория растерянно моргнула.

- Почему ты так решил?

- Ea fugit, [Она сбежала] - лаконично отозвался Цезарь, - Tandem ei extempio excesserunt. [И сразу после этого они ушли.]

Склонившийся над телефоном Раске хмурился так, словно пытался понять, о чем идет речь, но не понимал ни единого слова.

- Что он сказал? – Карстен хотя бы не скрывал своего непонимания.

Вздохнув, Виттория перевела все как смогла. Раздался хлопок – Карстен все-таки открыл несчастную бутылку вина, - и через мгновение в ее руке как-то очутился бокал.

- Как она вообще могла сбежать? Ты видела этот гипс… - в неверии, Карстен помотал головой.

Вздохнув, Виттория перевела вопрос, и тут же перевела обратно ответ:

- Он говорит, что не знает