Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Фрайди (сборник)

Ознакомительный фрагмент

Несколько дней после поездки Брайен избегал меня. Я встречалась с ним только за общим столом. В одно прекрасное утро Анита сказала мне:

— Марджори, дорогая, я собираюсь в город по делам. Не хочешь ли поехать со мной?

Конечно же, я не отказалась.

Она заходила в разные магазины по соседству — на Глочестер-стрит и в Дурхэме. Помощь была явно ни к чему. Я поняла, что ей просто нужна была компания, и мне это было приятно. С Анитой вообще довольно приятно, если только не делать ничего поперек ее воли.

Покончив с делами, мы прошлись по Кембриджской аллее, вдоль набережной Эйвона, потом прогулялись по парку Хэгли и, наконец, забрались в Ботанический сад. Анита нашла укромное местечко, где можно было наблюдать за птицами, мы сели на скамейку, и она вытащила из сумочки вязание. Ни о чем особенном мы не говорили, просто болтали о том о сем.

Просидели мы там примерно с полчаса, когда вдруг зазвонил ее карманный телефон. Она вытащила его из сумки с рукоделием и поднесла трубку к уху.

— Да? — тихо ответила она. Послушав немного, она сказала: — Спасибо. Все.

Убирая телефон в сумку, она не стала утруждать себя рассказом о том, кто ей звонил. Ну что же, ее право. Начала она издалека:

— Скажи мне, Марджори, ты никогда не чувствуешь угрызений совести? Или вины?

— Ну почему же, чувствую иногда. А что, должна чувствовать? Почему?

Я отчаянно пыталась припомнить, чем я могла обидеть Аниту — в последнее время я была тише воды, ниже травы.

— Потому что ты нас предала и обманула.

— Что?!

— Не строй из себя невинность! Мне никогда раньше не приходилось иметь дело с существом небожественного происхождения. Я не была уверена, что ты поймешь такие понятия, как «вина» и «грех». Но это уже не имеет значения теперь, когда с тебя снята маска. Семья требует аннулирования контракта с тобой и развода. Сейчас Брайен у судьи Ригли.

Я выпрямилась.

— На каком основании? Я не сделала ничего дурного!

— Может быть. Ты забыла только, что по нашим законам нечеловек не имеет права вступать в законный брак с людьми.

ГЛАВА 8

Всего лишь час спустя шаттл уже нес меня в Окленд. За время пути можно было подумать о том, что я натворила.

А ведь целых три месяца — со времени моего памятного разговора с Боссом — я впервые в жизни была так спокойна! Тогда он сказал мне, что я «такой же человек, как праматерь Ева», и что я могу любому встречному-поперечному спокойно заявить, что я — искусственница, и никто мне не поверит.

Босс был почти прав. Но он не предполагал, что мне придет в голову кому-нибудь доказывать — доказывать, что я «нечеловек» по новозеландским законам.

Первым моим порывом было потребовать, чтобы меня выслушали на общем семейном совете — но это было бесполезно. Мое дело уже явно было решено шестью голосами против… одного? Нет, против нуля…

Но я даже в дом не вошла. Тот телефонный звонок Аните, когда мы с ней были в Ботаническом саду, означал, что мои личные вещи упакованы и переданы в бюро забытых вещей на станции шаттлов.

Но и тогда я могла настаивать на том, чтобы было проведено семейное голосование, вместо того чтобы принимать на веру слова Аниты — прямо скажем, оскорбительные. Но зачем? Пытаться победить в споре? Доказать свою правоту? Всего за пять секунд мне стало ясно, что все сокровища, которыми я обладала, мне больше не принадлежат. Они растаяли, как тает радуга в небе, лопнули как мыльный пузырь — я больше не была «своей». У меня не было теперь детей, с которыми я могла резвиться на полу. Ничего не было.

Я думала об этом без слез, с тоской и горечью и даже не обратила внимания на то, как «благородно» поступила Анита: по условиям контракта в случае его нарушения я должна была выплатить семье кругленькую сумму. Было ли нарушением контракта то, что я оказалась «нечеловеком»? Было или нет — несмотря на то что все годы я аккуратно выплачивала свой пай? С одной стороны, если я уходила из семьи, они должны были выплатить мне как минимум восемнадцать тысяч новозеландских долларов, но, с другой стороны, я еще не только не успела выплатить полностью свой пай, но осталась должна почти вдвое больше, чем выплатила.

Но они повели себя «благородно» — если я была согласна быстро и тихо убраться подальше, они не собирались взыскивать с меня недостающую сумму. Непонятно было, правда, что произойдет, если я не соглашусь уехать и закачу публичный скандал.

Но я уехала.

Мне не нужно было идти к психиатру, чтобы он объяснил мне, что я сама себе сделала плохо. Это я поняла сразу, как только Анита объявила мне приговор. Был вопрос поважнее — зачем я сделала это?

Не из-за Эллен — и не стоило себя обманывать. Нет, не из-за нее. Как раз наоборот — теперь я была лишена какой бы то ни было возможности ей помочь.

Зачем же я сделала это?

Разозлилась.

Другого ответа я найти не могла. Да, разозлилась на весь род человеческий за то, что они считали, что я — не человек, что ко мне нельзя относиться как к равной. Мне снова дали понять, что я — второго сорта, что люди наделены привилегиями только потому, что они рождены, а я — нет.

Меня принимали за человека, и меня это устраивало — я получала те самые привилегии, но это не избавляло меня от ненависти к самой системе. Злость давит все сильнее, когда ее не можешь выразить. Настал день, когда мне стало более важно понять, станет ли моя человеческая семья принимать меня такой, какая я есть, — меня, искусственницу. Это стало важнее, чем старания любой ценой сохранить зыбкое семейное счастье.

И я поняла. Никто из них не вступился за меня — точно так же, как никто из них не вступился за Эллен. Пожалуй, я поняла это гораздо раньше — уже тогда, когда встала на защиту Эллен. Но в своем подсознании я разбираюсь плохо — это темный чулан, но, если верить Боссу, именно там и протекает мое настоящее мышление.

Я добралась до Окленда слишком поздно, чтобы успеть на дневной рейс полубаллистического корабля до Виннипега. Купив билет на следующий день, я задумалась, куда девать почти сутки, и сразу вспомнила о своем кудрявом ухажере — капитане Торми. Судя по тому, что он мне говорил, шансов на то, что он в городе, один из пяти. Но все-таки в его квартире остановиться было бы приятнее, чем в гостинице. Я отыскала терминал-автомат и набрала его код.

Вскоре загорелся экран, на котором появилась довольно хорошенькая молодая женщина.

— Привет! — улыбнулась она. — Это Торчи. Кто говорит?

— Я — Мардж Болдуин, — ответила я. — Наверное, я ошиблась номером. Я ищу капитана Торми.

— Нет, ты попала правильно, малышка. Подожди, я сейчас позову его.