Пер Валё - Гибель 31-го отдела

На диване в углу сидела еще одна женщина — брюнетка, заметно моложе первой. На одном из столиков Иенсен увидел бутылку хереса, рюмку и кошку какой-то заморской породы.

Обладательница розово-голубого пеньюара впорхнула в комнату.

— Ах, как интересно! К нам пришел сыщик.

Иенсен последовал за ней.

— Да, душечка, можешь себе представить — это самый взаправдашний сыщик из какой-то специальной полицейской конторы или участка, как это у них называется… ни дать ни взять наш собственный рассказ в картинках.

Она повернулась к Иенсену и защебетала.

— Садитесь, мой дорогой, садитесь. И вообще будьте в моем маленьком гнездышке как у себя дома. Рюмочку хереса не желаете?

Иенсен покачал головой и сел.

— Ах, я совсем забыла представить вам свою гостью, это одна из моих любимых сотрудниц, одна из тех, кто встал к штурвалу, когда я сошла на берег.

Брюнетка взглянула на Иенсена беглым равнодушным взглядом, после чего послала хозяйке вежливую подобострастную улыбку. Та опустилась на диван, склонила голову набок и заморгала, как маленькая девочка. Потом вдруг спросила деловито и сухо.

— Итак, чем могу служить?

Иенсен достал блокнот и ручку.

— Когда вы ушли с работы?

— Под Новый год. Только, умоляю, не говорите “работа”. Журналистика это призвание, не меньше чем профессия врача и священника. Ни на одну минуту ты не должен упускать из виду, что все читатели — твои собратья, почти твои духовные пациенты. Ты вживаешься в ритм своего журнала, ты думаешь только о своих читателях, ты отдаешь им себя без остатка, целиком.

Гостья внимательно разглядывала свои туфли, закусив губу. Углы рта у нее подергивались, словно она удерживала крик или смех.

— А почему вы ушли?

— Я ушла из издательства, поскольку считала, что моя карьера уже достигла своего апогея. Я осуществила все, к чему стремилась, — двадцать лет я вела свой журнал от победы к победе. Не будет преувеличением сказать, что я создала этот журнал своими руками. Когда я пришла туда, он не имел никакого веса, ну решительно никакого. В самый короткий срок он — под моим руководством — стал одним из крупнейших женских журналов у нас в стране, а еще через незначительное время вообще крупнейшим. И является таким до настоящей минуты.

Она бросила на брюнетку торопливый взгляд и ехидно продолжала:

— Вы спросите, как я этого достигла? Отвечу: труд, труд и полнейшее самоотречение. Надо жить во имя стоящей перед тобой задачи, надо мыслить иллюстрациями и полосами, надо чутко прислушиваться к голосу читателей для того… — она задумалась, — для того, чтобы удовлетворить их законное стремление позолотить будни красивыми грезами, идеалами, поэзией.

Она пригубила рюмку хереса и ледяным тоном продолжала:

— Чтобы совершить все это, надо обладать тем, что мы называем чутьем. И в отношениях к своим сотрудникам надо проявлять то же самое чутье. Увы! Лишь немногие наделены этим даром. Порой приходится не щадить себя, чтобы как можно больше дать другим.

Она закрыла глаза, и голос ее зажурчал:

— И все это ради одной цели: журнал и его читатели.

— Ради двух, — поправил Иенсен.

Брюнетка глянула на него — быстро, испуганно. Хозяйка не реагировала.

— А вы знаете, как я сделалась главным редактором?

— Нет.

Очередная смена интонаций, теперь ее голос стал мечтательным.

— Это похоже на сказку, я вижу это перед собой как новеллу в иллюстрациях — из действительности. Слушайте, как все вышло…

Лицо и голос снова меняются:

— Я родилась в простой семье и не стыжусь этого. — Теперь голос агрессивный, уголки рта опущены, а нос, напротив, задран.

— Слушаю вас.

Быстрый, испытующий взгляд на посетителя, и — деловитым голосом:

— Шеф концерна — гений. Ничуть не меньше. Великий человек, куда выше, чем Демократ.

— Демократ?

Она, хихикая, покачала головой:

— Ах, я вечно путаю имена. Разумеется, я имела в виду кого-то другого. Всех не упомнишь.

Иенсен кивнул.

— Шеф принял меня сразу, хотя я занимала до того очень скромный пост, и передал мне журнал. Это была неслыханная смелость. Вообразите: молоденькая, неопытная девочка — и вдруг редактор большого журнала. Но во мне оказались именно те свежие соки, которые и нужно было туда влить. За три месяца я сумела изменить лицо редакции, я разогнала бездельников. За полгода он стал любимым чтением всех женщин. И остается таковым до сих пор.

Еще раз переменив голос, она обратилась к брюнетке:

— Не забывайте, что и восемь полос гороскопов, и киноновеллы в иллюстрациях, и рассказы из жизни матерей великих людей — все это ввела я. И что именно благодаря этим нововведениям вы процветаете. Да, еще изображения домашних животных в четыре краски.

Она слабо взмахнула рукой, ослепляя посетителя блеском своих колец, и продолжала скромно:

— Я говорю это не для того, чтобы напроситься на комплимент или похвалу. Достаточной наградой мне были письма, согревающие сердце письма от благодарных читательниц, сотни тысяч писем. — Она смолкла ненадолго, все так же простирая руку вперед и склонив голову к плечу, словно засмотрелась в туманную даль.

— Не спрашивайте меня, как мне удалось этого достичь, — заговорила она, стыдливо потупясь. — Такое просто чувствуешь, но чувствуешь с уверенностью, как знаешь, к примеру, что любая женщина мечтает хоть раз в жизни поймать чей-нибудь взгляд, полный страстного желания…

У брюнетки вырвался какой-то придушенный, булькающий звук.

Хозяйка вся подобралась и взглянула на нее с откровенной ненавистью.

— Конечно, так было только в наше время, — сказала она отрывисто и презрительно, — когда у нас, женщин, был еще огонек под бельем.

Лицо у нее вдруг обмякло, и целая сеть морщин наметилась вокруг глаз и рта. Со злости она даже начала грызть ноготь, длинный острый ноготь, покрытый перламутром.

— Когда вы ушли, вам вручили диплом?

— Да, конечно. Удивительной красоты. — Опять вернулась на лицо усмешка шаловливого подростка и заиграли глаза. — Хотите посмотреть?

— Да.

Она грациозно встала и покачивая бедрами, вышла из комнаты. Брюнетка в совершенном ужасе поглядела на Иенсена. Хозяйка вернулась, прижимая документ к груди.

— Вы только подумайте: все сколько-нибудь значительные личности поставили здесь свои подписи. Даже одна принцесса.

Она развернула диплом. Пустая левая сторона была вся испещрена подписями.

— Мне думается, это был самый дорогой подарок из сотен полученных мной подарков. Со всех концов страны, хотите посмотреть?

— Спасибо, это не требуется, — сказал Иенсен.

Она растерянно улыбнулась.