Юрий Петухов - Чудовище - 2

- Скоко нам еще трястись-то?! - спросил, заранее ожидая затрещины и прикрывая глазенки.

- Не волнуйся, малыш! - ответил Гурыня уверенно. - У мене, падла, все рассчитано. Точно в назначенный час прибудем к цели! Ты мене, падла, главное врага не прозевай! Вот что! А за старания я тебе... я тебя, Бага, к награде представлю! - и немного помолчав, подумав, что представлять-то некуда и некому, добавил: - И сам награжу!

- Премного благодарен! - почти заорал на всю машину Бага Скорпион. Так, что Дюк с Громбылой с перепугу проснулись.

Машину трясло, бросало из стороны в сторону. Но Гурыня ходу не сбавлял.

Орали, входя все в больший раж, притопывая ногами в такт, размахивая руками. И громче всех орал Хреноредьев.

И-ех, едрена громыхала!

У-ох, хорошо в трубе шагать!

Пак с Бубой Чокнутым подхватывали лужеными глотками, с залихватским прикриком, с лихим посвистом:

Ну-кось, грянем, запевала,

Тра-та-та-та-та-та мать!!!

Инвалид выводил чисто, высоко, по-соловьиному. А подхватывал со всеми вместе - басисто и разухабисто. Получалось, откровенно говоря, здорово. Знали бы раньше в поселке про такие таланты, быть бы там своему хору. Может, и совсем иначе бы пошли тогда дела.

Мы туристов не боимся!

И-ех, едрит-переедрит!

Ежли разом разозлимся,

Ни один не устоит!!!

Буба Чокнутый старался перекричать всех. А то, понимаешь, забыли, что он самый главный! что он избранник народный! Хотя все - и присутствующие и отсутствующие - хорошо помнили, что избрал-то Буба себя сам. Но он избрал, он и внушил себе идею народного избранничества, он и уверовался в ней глубоко-глубоко, так, что не разуверишь. А стало быть, во всем надо было первым выходить.

Мы пройдем огни и воды!

Сердце бьется как мотор!

И все вместе снова ударяли:

Мы идем, едрит, к народу!

Хто не с нами - тать и вор!

Пак понимал, что Чокнутого снова заносит. Но так хорошо шагалось, что он не мешал творческой инициативе певцов пускай выкричатся вволю, пускай выложат все заветные думы, страдания! Тогда, может, и впрямь - пробьются они, выйдут и к народу, и на простор, и вообще забрезжит наконец хоть что-то светлое впереди. Сколько же можно в потемках шагать, не зная, куда и зачем?!

Но сам Пак выводил свое, - нутряное:

И-ех, едрены супостаты,

Трепещите - крышка вам!

Жди, папанька, в час расплаты

Я им шороху задам!!!

И все вместе снова ударяли:

Ух, едрена громыхала!

Хорошо в трубе шагать!

Песню грянем, запевала!

Тра-та-та, едрена мать!!!

Таким образом они отмерили ровно двенадцать километров. И после этого прошли еще немного. До того самого места, где в трубе зияла огромная дырища, ведущая не в соседнюю трубу, а в сужающуюся земляную нору. В темнотище не было видно толком, что это за нора, куда ведет. Может, здесь вообще было гиблое место.

- Надо вернуться, едрена вошь, и выбраться по лесенке, предложил Хреноредьев.

- Ты уже выбирался, - напомнил ему Пак.

- Да-а? - удивился инвалид. - Вот, едреный склероз! А куды ж тогда?!

- Куды, куды! - взбеленился Буба. - Туды, Салбесина! - и указал в сторону норы. - Куды ж еще, недоумок хренов!

Пак сразу же втиснулся между спорщиками, И вовремя - инвалид тут же остыл.

- Вот ты и лезь первым! - сказал он Бубе торжествующе.

- А я везде первый! - заявил Чокнутый высокомерно.

И полез в нору.

Пак с Хреноредьевым обождали минуты три. Вроде бы все было тихо и спокойно. Тогда они тоже приблизились к входу в нору. Хреноредьев тихо позвал:

- Буба, едреный избранник, ты где есть-то?!

- Проходите, проходите, сотоварищи! - отозвался Буба казенно. - Не задерживайтесь!

Пак пошел в нору. Хреноредьев за ним.

После железного пола было приятно пройтись по сыроватой и мягкой земле, перемешанной с глиной - ноги отдыхали, да и в позвоночник каждый шаг не отдавал.

Избранника догнали, когда он застыл над черным, матово поблескивающим зеркалом.

Буба присел на корточки, сунул палец в зеркало.

- Вода! - сказал он многозначительно.

- Точно, - согласился Пак. - Это подземный ручей. А может, и целая река.

- В реку я не полезу! - заявил Хреноредьев. - У мене комплекция неадыкватная!

- Какая-какая?! - у Бубы шары на лоб полезли.

- Неа-дык-вадт-ная, - повторил инвалид с ученым видом.

- Не понял, - задумчиво протянул Буба.

- А тебе, дураку, и не понять, едрит тебя через ручей!

Пак пресек разногласия.

- Ну и не лезь, раз ты такой! - заявил он Хреноредьеву. Без тебя обойдемся.

Он зашел в воду по колено.

- Тепленькая!

Буба понимал все по-своему. Он отошел шагов на двадцать, разбежался, что было мочи, и прыгнул в воду вниз головой. Так и застрял, размахивая длиякими костлявыми ногами - дно ручья было вязким и илистым, оно всосало в себя и руки Чокнутого, и его башку.

Паку пришлось возвращаться. Вдвоем с Хреноредьевым они выдернули Бубу, поставили его как положено, головой вверх. Первым делом, еле отдышавшись, Буба сказал:

- Придурки, все испортили!

Хреноредьев, зашедший в воду по пояс, решил, что ничего страшного не произойдет, если и он проплывет немного.

- Но чтоб поддерживали, едрена, - попросил он плаксиво, а то вот утопну - с вас спросют!

- Утопнешь, - иронически заметил Буба, - народ хоть хрену с редькой вволю наестся!

Инвалид не стал на этот раз задираться. Лишь посмотрел на Чокнутого так, как тот заслуживал.

С грехом пополам подземную речку удалось преодолеть. Вылезли на другой берег мокрые, взъерошенные, обессиленные. Хреноредьев рухнул на землю.

- Все! Больше не шагу не сделаю, едрена переправа!

Пак стянул с себя комбинезон, выжал его чуть не до дыр. И натянул снова. Буба сидел, растопырив руки, уперев их в землю, сидел с высунутым языком и всем своим видом оправдывал данное ему прозвище.

Надо было как-то приободрить спутников. И Пак затянул:

И-ех! Едрена переправа!

Мы герои - хоть куда!

Хоть налево! Хоть направо!

Нам и море - не вода!

Хреноредьев с Бубой переглянулись. Пак присвистнул. И грянуло:

Хоть налево! Хоть направо!

Нам и горе - не беда'!!

В земляной норе не так отдавало эхом, как в трубе, но песня прозвучала и здесь лихо, молодецки. Настроение и силы были восстановлены.

Первым щель заметил Хреноредьев. Он просунул в нее голову и сказал:

- Там чегой-то есть.

- А ну пусти, - важно произнес Буба, напер на инвалида своим тыквообразным животом - и пропихнул того в щель. Потом и сам пролез.

Щель оказалась лазом в пещеру средних размеров. Посреди пещеры, прямо из земли торчали две плотно подогнанные створки - точно такие же как у Эды Огрызины в подполе.

- Испробуем! - сказал Буба и встал на деревянные створки. - Ого! Глади-ка, закрыты они, что ли! - он подпрыгнул на створках. Но они и это выдержали.