Здесь, сейчас и тогда - Майк Чен

кусочки. Слишком идеальные. В них нет любви. А я люблю резать продукты вручную.

Переложив чеснок на доску, Пенни принялась орудовать ножом – с той профессиональной сноровкой, что описана в учебниках по кулинарии.

Кин знал это. Не из кулинарных шоу, книг или онлайн-видеороликов. Он знал это, поскольку сдерживал желание присоединиться и покрошить чеснок, повторить идеальный результат Пенни. Вместо этого он велел себе стоять смирно.

Когда Пенни закончила нарезку, Кин кое-что понял.

Она работала гораздо аккуратнее, чем он.

Выходит, все эти годы он лишь имитировал образы, которые таились в глубинах памяти?

– Порезал и добавляешь, – сказала Пенни, схватила палочки для еды и, утопив чеснок в бульоне, стала помешивать блюдо. – Насыпал, размешал и пробуешь.

При соприкосновении чеснока с горячей жидкостью воздух напитался теплым пряным ароматом.

Сверкая глазами, Пенни протянула Кину ложку:

– Не знаю, что ты сделал с прежним Кином, но этот новый Кин-гурман… Взяла бы и съела.

Хезер постоянно сетовала, что Кин слишком уж любит готовить: мол, вкладывать столько сил в кулинарию непрактично. Теперь же ему предстояло привыкнуть к похвалам.

Он попробовал бульон и, оценивая вкус, попытался расшифровать алхимическую формулу Пенни, а затем машинально спросил:

– Может, добавить карамелизованный лук?

– Карамелизованный лук?

Она заложила прядь волос за левое ухо – раз, другой и третий.

– Ну да, – кивнул Кин, не глядя на нее. – Такая вот мысль. Начитался, пока меня держали на постельном режиме.

– Нет, предложение дельное. Просто…

Ее щеки вспыхнули, а плечи напряглись так, что слились с очертаниями шеи. Пенни выдохнула, закрыла глаза и встала в прежнюю позу.

Похоже, Кин задел ее больное место – и это могло послужить причиной такого дискомфорта.

– Дело в том, что отец посоветовал то же самое. Буквально вчера. Сказал, что помогает придумать изюминку для моего ресторана.

– Прости. Я не хотел…

– Ничего страшного. Не переживай.

Пенни тоже отвернулась и кивнула в пустоту:

– Я отказалась так делать. Даже пробовать не буду. Черт! Пусть в итоге получилось бы лучшее фрикасе на свете, но родителей хлебом не корми, дай подкрутить мой рецепт. Но ведь после этого он перестанет быть моим. Хотя… теперь все иначе.

– Почему?

Она открыла шкафчик с овощами и показала Кину ярко-желтую луковицу:

– Теперь это предложил не кто-то, а ты, в первый домашний вечер после происшествия с радиацией, поэтому родители не будут иметь отношения к рецепту. Это твое первое решение в роли шеф-повара.

Пенни улыбнулась, но ее глаза затянуло блестящей поволокой. Все еще с неочищенной луковицей в руке, она быстро-быстро заморгала. Кин обнял ее стройное тело, прижал к себе, и знакомые ощущения вызвали новый прилив чувств и воспоминаний.

– Эй… Не переживай. Я дома.

Повинуясь не пойми откуда набежавшему всплеску нежности, Кин прижался губами к макушке Пенни, что было бы невозможно, окажись на ее месте рослая Хезер.

– Не пора ли тебе сменить работу? – еле слышно предложила Пенни, уткнувшись ему в плечо. – Если однажды решим создать семью, я предпочла бы видеть тебя на менее опасной службе. Там, где нет радиации.

Семья? Немигающим взглядом Кин уставился в потолок и рефлекторно напрягся. В памяти всплыли образы Хезер и Миранды. Теперь он вспомнил, четко и ясно вспомнил, что они с Пенни обсуждали этот вопрос несколько недель кряду – после того, как провели целый день с сыном Маркуса. Кин сам сказал, что хотел бы завести детей прямо сейчас, а не ждать до пятидесяти лет по стандартам эпохи. А Пенни тогда растерялась, будто пустопорожние слова Кина выбили ее из колеи.

Разумеется, она ожидала от него другой реакции. Для Пенни этот разговор состоялся каких-то пару недель назад, но для Кина… Для Кина все это осталось в другой жизни.

– Слушай, прости… Не надо было заговаривать на эту тему. Сейчас не время и не место. Позже будет масса возможностей все обсудить, – сбивчиво проговорила она, отпрянув. – Итак, карамелизованный лук. Ты сам предложил, так что нарезай.

Кин взял нож, ощутив знакомую тяжесть в руке, но тут же напомнил себе, где и в каком времени находится, кто стоит рядом, и ослабил хватку, чтобы сойти за дилетанта. При нарезке он нарочито медленно водил ножом, кромсая лук кое-как, не до конца и под самыми причудливыми углами. В результате получилось нечто похожее на творчество Хезер, когда та пробовала себя в кулинарии.

На кухне она была не в своей тарелке, а когда родилась Миранда, Хезер с радостью переложила кулинарную ответственность на Кина. Сама она посиживала у стола, временами с бокалом вина в руке и ноутбуком на коленях, а порой читая Миранде или раскрашивая с ней картинки, но избегала касаться кастрюль и сковородок. Но после еды всегда предлагала вымыть посуду.

Кин услышал ее смех, который эхом отозвался в голове, просочился в каждую мысль и каждый вздох.

Он скучал по ней. А она, наверное, уже сто лет как умерла.

Перехватив его долгий взгляд, Пенни забрала со стола криво нарезанный лук. Кин ответил неискренней, почти сразу померкшей улыбкой. Впервые после возвращения в эту квартиру его руки отяжелели, и каждый новый жест давался все труднее.

– Да ладно тебе, не расстраивайся. Отлично справился, – указала Пенни на разделочную доску, бросила лук на стоявшую рядом сковороду и нажала несколько цифр на голограмме управления горелками. – Теперь дело за температурной обработкой. Жарим в масле, пока на поверхности не проступит сахар.

Она снова прильнула к Кину, но не с тревожной настойчивостью, а с мягкостью, свойственной влюбленным женщинам. Они посмотрели друг другу в глаза. Рядом с Пенни Кин чувствовал себя по-домашнему спокойно, однако сосредоточиться на ней было все так же непросто.

Первое свидание. Первый день дома. В памяти Кина Пенни оставалась всего лишь силуэтом, словно кто-то скопировал и вставил ему в тело инстинкты и душу другого человека.

Быть может, чтобы заполнить пробелы, тайнам настоящего требовалось больше воспоминаний о прошлом? На первом свидании они поцеловались у плиты… Кин решил, что пора сделать то же самое, и наклонил голову. Поцелуй длился, пока не пришло время помешивать лук.

Наутро Кин не преминул напомнить себе, что, когда речь заходит о готовке, он должен прикидываться дурачком. Да, он мог бы соорудить впечатляющий бенедикт с собственноручно изготовленным голландским соусом поверх идеальных яиц пашот, но выбрал более простое блюдо – тосты с маслом и яичницу-глазунью, – которое и отнес Пенни в постель.

– Вроде бы кое-кому еще нездоровится, поэтому готовить следует не тебе, а мне, – заметила она, потирая глаза.

Учуяв запах яичницы, Акаша оживилась и вспрыгнула на одеяло.

– Мой