Майкл Коуни - Здравствуй, лето... и прощай

Теперь я начал представлять себе всю картину.

– И тогда начинает испаряться Северный океан, – сказал я. – Но когда вода Центрального океана течёт мимо Паллахакси, чтобы его пополнить, это не обычная вода. Она уже подвергалась испарению. И потому она плотная. Это и есть грум.

Местлер восторженно улыбнулся.

– Это захватывающая тема. Даже сейчас мы многого не понимаем. – Он снова показал на свой рисунок. – Так или иначе, грум достигает максимума в положении С. После этого планета удаляется от солнца, быстро остывая, и облака распространяются над всей её поверхностью. В положении Н начинается сезон дождей и продолжается до наступления сухой зимы. Тогда всё начинается сначала.

Я посмотрел на море. Несмотря на отлив, там, где канал Паллахакси выходил в Центральный океан, глубина была достаточно большой.

– Просто не могу представить, как испарение может повлиять на такое количество воды, – сказал я. – Её так много.

Местлер кивнул.

– Да, но это Центральный океан. Он глубокий и узкий, и, говорят, он возник в результате гигантского землетрясения в те времена, когда наш континент окружал всю планету. Появилась трещина, отделившая Эрто от Асты и соединившая Северный и Южный океаны – ты знаешь, что береговая линия Асты очень похожа на нашу? Их можно было бы почти сложить вместе. Но полярные океаны были всегда, и они мелкие, словно громадные сковородки.

Постоянное сияние солнца почти иссушает их. Всё, что остаётся, – это грум.

Тяжело хлопая крыльями, с юга приближалась большая стая грумметов.

Возле скалы они опустились к самой воде, скользя вдоль поверхности и жадно поглощая рыбу. Я задумался, потом сказал:

– Но ведь это всё равно не имеет никакого значения, верно? Вы ничем не можете доказать то, о чём только что говорили, а для меня это знание ничего не меняет. Мы так и не доказали, что быть невежественным плохо. А грум тем временем продолжается.

Он весело улыбнулся.

– Такова жизнь. Значит, тебе кажется, что я зря теряю время, пытаясь добиться помощи от Стронгарма? – Он встал, давая понять, что разговор окончен.

Я поднял листок бумаги и сунул его в карман, надеясь, что он этого не заметил.

– Можете попробовать, – сказал я. – Но у вас всё равно ничего не получится.

В храме всё происходило примерно так же, как и в прошлый раз. Лента, Кареглазка и я сидели в первом ряду, и я заметил неодобрительный взгляд отца с высоты сцены, когда он увидел, что Каре-глазка сидит очень близко ко мне и держит обе мои руки в своих. Я почти слышал его мысли о том, что сейчас неподходящее время и место для этого.

Местлер не заставил ждать себя. Он вышел к трибуне, заложив руки за спину, с необычно серьёзным выражением лица.

– Сегодня у меня нет для вас хороших новостей, – сказал он.

Если он полагал, что Паллахакси по достоинству оценит его честность, то сильно ошибался.

– Тогда заткнись и вали домой, – крикнул кто-то. – У нас хватает проблем и без тебя, Местлер!

– Послышались шум, ропот, чьи-то возгласы.

– Тогда я сразу скажу вам худшее! – прорычал Местлер, в одно мгновение выйдя из себя. – Ни вы, ни я ничего не можем с этим поделать, так что сидите и слушайте! – Он воинственно огляделся по сторонам.

Вскоре наступила относительная тишина, и он продолжил:

– Как вы знаете, пароход «Изабель» затонул вчера неподалёку от Пальца – к счастью, с малочисленными жертвами. Как я уже говорил, Парламент постоянно проявляет заботу об интересах простого народа и высоко оценивает усилия, которые все вы прилагаете в эти трудные времена. Естественно, долг вашего Парламента – защищать Паллахакси от астонских орд. И таковы были наши намерения. – Он грустно посмотрел на нас. – Таковы были наши намерения.

Лента наклонилась ко мне и прошептала: «Но, к несчастью…», и я громко фыркнул, что повлекло за собой неприязненный взгляд отца.

– Но, к несчастью, наши надежды рухнули, – продолжал Местлер. – Ушли на дно канала вместе с пароходом «Изабель». Да, друзья мои. На борту «Изабель» были пушки, боеприпасы, военное снаряжение, с помощью которых мы надеялись защитить наш город. – Он сделал паузу, устало глядя на слушателей, позволяя ощущению катастрофы проникнуть сквозь их толстые паллахаксианские черепа.

– Вы хотите сказать, – спросил Стронгарм, – что мы не получим ничего для своей защиты?

– Нет. К счастью, мы получим замену, и она будет доставлена по суше.

Но это будет не скоро. Очень не скоро.

– Когда? – громко спросил кто-то.

– Ну… дней через тридцать, – поспешно сказал Местлер, заглушая несколько подавленных возгласов. – Наши промышленные рабочие самоотверженно трудятся, но, как я уже говорил, большую часть их продукции мы вынуждены отправлять на фронт. И здесь, боюсь, опять плохие новости.

Враг прорвался сразу на нескольких направлениях и сейчас находится у самых ворот Алики!

Внезапно война пришла ко мне, и я увидел дом, в котором родился, оккупированный вражескими силами.

– Значит ли это, что Парламент может подвергнуться опасности? – с надеждой спросил Гирт. – Насколько я понимаю, Алика – наша столица. Так написано в учебниках. Так что, я полагаю, всем членам Парламента выдали оружие, и они теперь героически защищают нашу землю?

Взрыв веселья, которым была встречена эта острота, не оставил никакого сомнения относительно настроений аудитории, и Хорлокс-Местлер покраснел до кончиков ушей.

– Ладно, вы, мерзляки! – заорал он. – Можете веселиться. Радуйтесь, пока есть такая возможность. Вы перестанете смеяться, когда астонцы хлынут из-за Жёлтых Гор!

Стронгарм пересёк сцену, остановившись совсем рядом с Местлером, так что парламентарий нервно отступил в сторону.

– Во всяком случае, мы не побежим, – спокойно сказал он.

Глава 14

Шли дни, и грум всё усиливался, пока старики, потягивая пиво в «Золотом Груммете» и мудро покачивая головами, не стали говорить, что это самый сильный грум на их памяти. На рыбном рынке и на причале у волнолома разгружались феноменальные уловы, так что никто не возмущался – разве что из принципа – тем, что огромное количество рыбы отправляется на новый завод. Большая часть её доставлялась на новый причал за Пальцем не на виду у горожан, хотя кое-что возили и по дороге из гавани. Устье реки давно высохло.

Военная полиция, несмотря на всеобщие опасения, почти не появлялась в Паллахакси. Время от времени они строем маршировали по главной улице, одетые в алую форму, не похожую на тёмно-синие мундиры охранников с завода, неся впереди колонны длинное древко, на котором развевался Серебряный Локс Эрто. Хотя, как говорят, наша национальная эмблема символизирует силу, упорство и стойкость, наряду с её подразумевавшимся религиозным смыслом она была не слишком популярна среди жителей Паллахакси, и её демонстрация в подобной обстановке воспринималась не иначе как оскорбление. Были попытки организовать марш протеста, но от них в конце концов отказались, когда стало ясно, что Стронгарм против.