Василий Головачев - Предсказанное. Том 1

У метро развлекалась толпа молодых людей, одетых пестро, экстравагантно и вызывающе. Многие из них носили значки в форме человеческого сердца, не стилизованного, а натурального, с надписью: «Я люблю себя!» – это были дилайтмены, а у нескольких рослых юнцов была выбрита левая бровь – признак «касты» «эскадронов жизни».

– Вот кого не люблю, так не люблю, – проворчал Джума, определяя по привычке массу агрессивности толпы и главаря.

– Ребятишки ищут острых ощущений, – вполголоса ответил Ромашин. – Пусть веселятся в пределах допустимого, здесь есть кому за ними приглядеть.

– Кого вы имеете в виду?

– Посмотрите на крайнего слева.

Джума увидел высокого, хорошо сложенного мужчину с брезгливо-сонным лицом, на лацкане куртки которого голубел значок инспектора-социоэтика.

– Странно, что он не вмешивается, ребята уж слишком расшумелись. Или он уже вызвал подмогу? Подождите, спрошу.

Джума Хан решительно двинулся к меланхолически любующемуся происходящим инсоэтику, в то время как веселящиеся парни толкали пассажиров метро, задирались и отпускали грязные шуточки.

– Не пора ли вмешаться?

Соннолицый смерил Джуму взглядом, процедил неохотно:

– Не вижу смысла.

– Но ведь это ваша обязанность, – удивился безопасник. – До конфликта – пара шуток!

– А плевать! Кстати, какое вам-то до этого дело? Иди своей дорогой, сейфмен.

– О! – сказал Джума, поднимаясь. – Да вы, оказывается, хам, милейший! Не уважаете себя, дело ваше, не уважаете свою работу – уходите на другую, но не уважать незнакомого человека – нехорошо! – Он сжал пальцами плечо инсоэтика, лицо которого перекосилось от боли.

– У нас проблемы, Джума? – раздался сзади тихий голос Ромашина.

– Хамит, – коротко ответил Хан, неохотно отпустил плечо инспектора. – Оказывается, среди социоэтиков тоже попадаются некомбатанты. Парень, уходи из комиссии сам, иначе я позабочусь, чтобы от тебя избавились.

– Когда для дела нужны трое, двое не ссорятся, – миролюбиво заметил Ромашин. – Говорят, там внутри кто-то пристал к девушкам, надо помочь.

– Этот не помощник. – Джума окинул презрительным взглядом инспектора-социоэтика, державшегося за плечо, и направился ко входу в метро, потом вернулся, сорвал значок социоэтика и сунул в карман. – Это тебе не понадобится, слизняк.

В зале метро с линией кабин было почти пусто, кабины работали в основном на финиш, и выходящие пассажиры торопились удалиться, заметив группу разрисованных под тигровую шкуру мускулистых громил с бритыми головами. Их было человек восемь, и они, выстроившись кругом, с хохотом толкали в круг двух девушек. Одна из них, маленькая брюнетка, вскрикивала и плакала, а вторая, высокая красивая блондинка, закусив губу, отбивалась молча и яростно.

– Брейкеры, – хмуро сказал Джума. – А вот этих я уже ненавижу!

Сленг брейкеров состоял из дикой смеси языковых искажений, понять которую было очень трудно. Впрочем, весь смысл их разговора сводился к оценке девичьих фигур и перевода не требовал.

– Эй, орлы! – окликнул их Хан, подходя к группе вдоль металлического никелированного поручня с завесой турникетов, регулирующего вход-выход. – Не надоело?

Парни оглянулись. На их лицах отразилось недоумение, потом появились ухмылки. Девушки в это время попытались вырваться из круга, но двое парней схватили их за руки, притянули к себе. Блондинка, чем-то похожая на Карой, вскрикнула от боли.

– Отпустите! – негромко сказал Джума, темнея лицом. В ответ раздались смех, возгласы, циничные остроты, советы, самыми благопристойными среди которых были: «А не пошел бы ты…» Перед безопасником пенилась тупая и воинствующая наглость. Что ей увещевания, призывы к совести, добрые уговоры? Ей всегда были понятны только кулаки и зубы.

Джума вдруг коротко, почти без размаха, ударил ребром ладони по поручню, смяв и прогнув трубу. Смех мгновенно стих, парни молча переводили взгляд с трубы на фигуру безопасника, готового к прыжку.

– Покалечу! – тихо, но внятно предупредил Джума. – Отпустите их.

– И покалечит, – философски заметил, подходя, Ромашин. – Он может. – Эксперт напрягся, раздался стон металла, труба поручня медленно выгнулась в обратную сторону. Ромашин полюбовался ею, погладил вмятину, сжал ладонью, отпустил, и все увидели, что деформация поручня почти исчезла.

– Идите, мальчики. – На лице Ромашина появилась добродушная улыбка. – Пошалили и хватит. Вопросы есть?

– Трезверы, – с разочарованием проговорил один из бритоголовых. – Линяем, любы!

Парни отпустили девушек, упорхнувших к свободным кабинам метро, и потянулись к выходу, бормоча невнятные угрозы, а когда из кабины в конце зала вышли трое молодых людей в форме линейной службы общественной безопасности – кто-то, очевидно, вызвал контроль порядка, – брейкеры ретировались с завидной быстротой. Снаружи послышались свист, крики, топот.

– Надо рассказать им… – начал было Джума, но Ромашин потянул его за рукав.

– Опаздываем, сами разберутся.

В кабине метро Джума взял Ромашина за руку, внимательно осмотрел ладонь, хмыкнул.

– Как вы это проделали? Я имею в виду поручень.

– Ловкость рук и никакого мошенства, – улыбнулся эксперт, вытащил из кармана нечто вроде тонкой перчатки телесного цвета с металлическими нитями вдоль пальцев.

– Понятно, – кивнул безопасник. – Я не заметил, когда вы его надели.

Это был экзоскелет для кисти руки, пользовались такого рода усилителями мышц обычно скалолазы и спасатели, но этот был изящнее и почти незаметен.

Еще через несколько минут они выходили из зала второй станции метро Гомеля. У четырехместного нефа с голубой мигалкой на зализанной крыше их ждала Забава Боянова, тоненькая, очаровательно грациозная в белом кокосе с нашивкой: «Всемирный институт истории и социологии». Поздоровались.

– И на этой банке вы хотите найти Аристарха? – иронически осведомился Джума, хлопнув рукой по блистеру кабины.

Боянова с недоумением взглянула на него.

– Но ведь это удобная скоростная машина… А, поняла: мигалка? Разве она помешает? Машина техслужбы транспорта…

– Все равно надо бы антиграв понезаметней, а мигалка может насторожить.

– Что же делать? – растерялась девушка.

Ромашин едва заметно улыбнулся: Забава была похожа на сестру не только внешне, но Власта никогда не терялась в подобных обстоятельствах.

– Снимем мигалку, – сказал он, – всего-то и забот.

– А не боитесь гнева моей сестры? Она почему-то сердита на вас за какие-то проступки.