Виктор Гончаров - Межпланетный путешественник

Андрей следил, носясь над зрелищем, с искусством птицы и порою забывал, что это не действительность, а тонкая игра. Рирэ, видя, как он временами хватался за оружие в безотчетном стремлении спасти какого-нибудь героя, захваченного диким зверем, смеялся.

— У вас назвали бы эту игру метампсихозом, не правда ли?

— Не знаю, как ее назвали бы, — оторвался Андрей от притягательного зрелища, — но, к сожалению, я даже не знаю, что такое "метампсихоз"!..

— Шутите!.. — недоверчиво протянул Рирэ. — Метампсихоз — переселение душ — слово, встречающееся в литературе XIX и XX века… Не думаю, что я ошибаюсь… Вы должны его знать…

— Вы забываете, — улыбнулся Андрей, следя за ордой первобытных, загнавших мамонта в ущелье и там закидавших его тучей стрел и копий, — вы забываете, что общество моего времени делилось на классы — одним была доступна наука, другим — очень мало, или совсем нет; к последним, принадлежал ваш покорный слуга… Так уж извините его за невежество!..

Рирэ, очень чувствительный к своим знаниям и в то же время к чужому самолюбию, понял, что он за один раз попал дважды впросак: оскорбил гостя и выказал не глубокое знакомство с историей. Так думал он; комсомолец же, конечно, далек был от всяких подозрений и попрежнему с увлечением наблюдал за пьесой.

— Итак, что вы хотели сказать о метапсихозе? — вполне невинно спросил он и, не получив ответа от "сосиаля", поглощенного решением задачи: оскорблен или не оскорблен гость нетактичным вопросом, — продолжал:

— Действительно, ваши артисты будто перевоплотились. Они не играют, а живут жизнью первобытных. Смотря на их поступки, движения и слыша этот язык в виде междометий, хочется думать, что они родились вместе с пещерными медведями и мамонтами, и что вы их также привезли с Венеры…

Рирэ, наконец, очнулся: "Нет, гость не оскорбился" — и уже спокойно отвечал на соображение Андрея:

— Театр XX столетия, как мне представляется на основании изучения вашей эпохи, заставлял небольшую кучку людей разыгрывать слово в слово написанную пьесу, не предоставляя артистам возможности проявлять в игре своих творческих сил, а масса должна была только смотреть и выражать свое одобрение или неодобрение. У нас — иначе: как видите, пьеса не пишется целиком, даются лишь основные вехи, чаще — одна тема; артисты же в творческой импровизации строят коллизию и детали пьесы. Зрителей, как видите, у нас нет, разве только мы с вами; артисты сами играют, сами любуются своей игрой, и вы правильно отметили: они как бы перевоплощаются в этих первобытных, живут их жизнью. И в этом кроется величайшее наслаждение!.. В коллективном творчестве кроется такое великое удовольствие, которое… Боюсь, вы меня не поймете!.. — оборвал вдруг Рирэ.

Андрей рассмеялся:

— Ну, нет!.. Если я не мог разделять вашего восторга перед "музыкой творящего мозга", то тут-то я вас великолепно понимаю!.. И понимаю, что за наслаждение коллективно творить не по ранее написанному детальному плану!..

Рирэ вытаращил глаза:

— Однако!.. Или гость представляет из себя необыкновенную личность, опередившую своих современников в интеллектуальном развитии на пятьсот тысяч лет, или…

— Все-таки, я вижу все прелести вашего театра, — с лукавством продолжал комсомолец, — вижу, потому что мой возраст весьма не далек от того, когда с увлечением играют в индейцев и разбойников, ездят верхом на палочке, не сомневаясь в том, что палочка может ржать и лягаться и пр…, и пр… Ведь в мы в этих играх не требуем зрителей и творим безо всякого плана; удовольствие однако от этого только увеличивается…

— Ах, вот!.. — обрадовался Рирэ. — Вы говорите о детстве!.. Совершенно верно!.. Только благодаря этим воспоминаниям вы можете вполне понять нас и наш театр…

Лишь перед тем, как заснуть, оставалось у Андрея немного свободного времени, чтобы передохнуть, принести в порядок и переварить обильную и невероятно оригинальную пищу, составленную из впечатлений дня, уже трое суток насыщался он ею и, кажется, пресытился.

— Бедная моя голова! — повторял он часто, когда та отказывалась принять в осмысленном виде то или другое явление обихода "сосиалей". И сейчас, в квартире Рирэ, в той, откуда "сосиаль" производил наблюдения за вверенным ему на два месяца сводом полушария и откуда проводился в движение исполинский психомагнит, комсомолец пережевывал жестокие по своей экстра-фантастичности новые впечатления.

Два-три последних дня Рирэ редко сопровождал его. Урвется откуда-то на час-другой и снова исчезает, озабоченный и нахмурившийся, как только примет какое-то сообщение по психо-телефону. На все вопросы по поводу его встревоженного состояния он только таинственно отмахивается улыбаясь.

— Ну, чего там! Узнаете в свое время…

И новый проводник, русокудрый молодой Атава с чудными синими глазами и тонкими женственными чертами открытого привлекательного лица, безбородого и безусого, как у всех "сосиалей", ничего не хочет говорить. Но он всегда спокоен. Всегда полная обаяния улыбка играет на его, как нарисованных губах.

Чудится, что новый проводник — женщина, — хотя одежда его не отличается от обычной, и в разговоре Атава произносит "я пошел", "я летел", а не "пошла", "летела".

До сих пор Андрей ничего не знает о положении женщины на земле № 4 и не видал ни одной за исключением тех, которые участвовали в общественных играх. Но эти женщины были явно переодетыми мужчинами: мышцы, сильные порывистые движения, хотя и не лишенные грации; мужественный голос, — все это, несмотря на грим и костюмы, выдавало в артистах мужской пол. "Сосиали" — все великолепно развиты физически: высокая, стройная фигура почти с атлетической мускулатурой; гордо поставленная на широких плечах — с буйной, волнистой шевелюрой голова; изящные, ловкие, свободные движения. И все необычно, без исключения, красивы, красивы до женственности: и физическим, и духовным обликом. Но все же это не женщины.

Где же они?

Среди дня как-то не приходило в голову спросить и лишь засыпая, в грезах, навеянных красотой нового мира, вспоминал Андрей:

"Да-да, завтра непременно надо узнать, где же у них женщины?"

Но приходило "завтра", являлся Атава, принимался показывать и об'яснять неисчерпаемые чудеса своей планеты, — масса неотложных вопросов возникало в связи с этим, и они отодвигали на задний план вопрос о поле.

Вчера, например, осматривали исполинское сооружение, искусственную земную ось, и мост на Венеру. Вот уже, поистине, титаническая постройка!.. Замысел гениален, выполнение — еще более!