Георгий Мартынов - Сто одиннадцатый (хроника н…ских событий)

Он сделал это машинально и даже не заметил, что никакое препятствие не помешало ему. Но зато это сразу заметил Кузьминых.

«Неужели этого больше нет? — подумал старший лейтенант. — Куда же делась странная завеса, которая только что была здесь? Уж не потому ли она исчезла, что капитан проснулся и «завеса» больше не нужна? Но кому она не нужна, однако?»

«Странно, — едва не сказал он громко, — мне сегодня приходят в голову совершенно дикие мысли!»

Кузьминых весь напрягся, делая четвертый шаг. Но таинственной «завесы» действительно больше не было…

— Больно?

Пальцы хирурга осторожно, но достаточно сильно ощупывали бок Аксенова. Но, очевидно, боль не возникала, потому что капитан по-прежнему улыбался.

— Нет, не больно!

— А так?

— Тоже не больно. У меня даже голова не болит, — добавил Аксенов.

— А почему вы думаете, что она должна болеть?

— От наркоза.

— Какого наркоза?

— Что-то я вас плохо понимаю, доктор, — сказал Аксенов. — Вы же чинили меня под наркозом, так я полагаю. Иначе я не мог ничего не почувствовать, а я не почувствовал. Разве это не так, а, доктор?

— А что вы чувствуете сейчас?

— Только одно: желание встать.

— Придется подождать немного. Сейчас мы сделаем вам повторный снимок.

— А это зачем?

Главный врач ничего не ответил и вышел из палаты. Он, видимо, так и не вспомнил об исчезновении препятствия. Почти тотчас же вошла медсестра. Но Кузьминых успел прошептать на ухо капитану:

— Не было никакого наркоза. С вами ничего не делали, вы просто уснули.

— Это странно! Почему же я не чувствую больше боли при дыхании? Разве первый снимок — ошибка?

«Вот, вот! — подумал Кузьминых. — Именно так и будут рассуждать все. И никто не поверит ни в какую «завесу». Ошибка — и больше ничего! Кстати, сказать ему про эту «завесу»? Нет, пока лучше промолчать. Потом, если врач позволит!»

Он не сомневался в том, что капитан Аксенов уже здоров. Об этом красноречиво говорило поведение главного врача минуту назад и недоумевающее выражение его лица. Повторный снимок обязательно покажет, что переломов ребер больше нет.

«Но как и чем можно будет объяснить то, что зафиксировано на первом снимке? От фотодокумента ведь не отмахнешься!..»

Медсестра прервала мысли старшего лейтенанта.

— Внизу вас ожидает ваша жена, — сказала она Аксенову и обратилась к Кузьминых: — Помогите больному встать!

— Я могу встать и сам!

И с этими словами Аксенов легко поднялся. Сестра укоризненно покачала головой.

— Это неразумно!

— У меня ничего не болит, я здоров.

— Это мы еще посмотрим, снимок покажет. Прошу вас идти медленно и не делать резких движений.

Идя по коридору вслед за Аксеновым и сестрой, которая упрямо поддерживала капитана под руку, Кузьминых видел, что походка его начальника совсем не та, что была у него, когда он шел из своего кабинета к ожидавшей машине «скорой помощи». Для старшего лейтенанта не могло быть сомнения — капитан действительно здоров. В чем же тут дело?

Этот же вопрос старший лейтенант задал и главврачу, которого нашел в его кабинете.

Тот удивленно поднял глаза.

— О чем вы меня спрашиваете?

Кузьминых был уверен, главный врач прекрасно понимает, о чем его спрашивают.

— О том и о другом.

— Относительно больного ничего сейчас не могу сказать. Подождем повторного снимка. А относительно «другого» позвольте повторить ваши же слова: «Вопрос не по адресу».

— Кого же спрашивать?

— Боюсь, что некого!

Зазвонил телефон, и главврач снял трубку.

— Ну, нет так нет, — сказал он. — Как только появится, пришлите ко мне. И куда только он мог деваться? — проворчал он.

— Про кого вы?

— Про нового врача. Про этого Фалька. Я велел его позвать, но его не оказалось в поликлинике. Не понимаю, куда, а главное, зачем он мог уйти. Он никого не знает в городе, как не знает и самого города.

— Вы не находите, что этот ваш новый врач какой-то странный? — спросил Кузьминых.

— Да, нахожу. Но в чем вы видите его странность?

— Хотя бы в том, что он не пошел с нами в палату к капитану Аксенову. Отсутствие любопытства не порок, но это уже чересчур. Такие происшествия случаются не каждый день.

Главврач усмехнулся.

— Если бы только не пошел, — сказал он. — Когда я узнал, что к больному нельзя подойти и сам убедился в этом, я тотчас же позвонил вам. Доктор Фальк присутствовал при этом. И знаете как он реагировал?

— Откуда я могу знать?

— Никак. Совсем не реагировал. Точно я сообщал вам о том, что кто-то разбил окно в приемной. Я даже подумал, что он не понял, о чем идет речь.

— Спокойных людей, лишенных любопытства, не так уж мало на свете. А может быть, доктор Фальк и в самом деле не понял. Русским языком он владеет не слишком хорошо, говорит, во всяком случае, с трудом.

— Отлично понял! Немного спустя, когда я спросил его совета, что нам делать с больным, то есть с капитаном Аксеновым, Фальк ответил, что советует ничего не делать, а просто ждать. Чего именно ждать, он не уточнил. Получается, что он имел в виду «завесу».

— Вот как! — Кузьминых сдвинул брови. — А его документы вы видели?

— Нет, не видел. У него пропал чемодан в поезде. А там были все бумаги. По этому вопросу он и хочет говорить с вами. Но если у вас возникло подозрение, что Фальк самозванец, то это вряд ли. Он, несомненно, врач.

— Документы обычно держат в кармане, а не упрятывают в чемодан, — задумчиво сказал Кузьминых. — Нет, — ответил он на слова главврача, — о возможности самозванства я не думал, это бессмысленно. Я думаю о другом… Но займемся делом. Надо составить акт.

— Какой акт? О чем?

— О ребрах капитана Аксенова, о том, что с ними случилось. Акт будет нужен тем, кто обязательно заинтересуется этим происшествием. Хотя вы и сказали, что спрашивать некого, я думаю, что найдется. Акт очень пригодится.

— Кому это может пригодиться?

— Науке!

Молчание…

— Пишите! — сказал главврач. — Разумеется, вы правы! Садитесь за мой стол.

Вошла медсестра и подала мокрый еще снимок.

— Милое дело! — сказал главврач, посмотрев его на свет. — Поглядите-ка, старший лейтенант!

— Зачем мне глядеть? Я в этом все равно ничего не смыслю. Знаю, что капитан Аксенов здоров и переломов у него нет. Больше нет!

— Что значит «больше»?

— А это значит, что переломы были, а теперь их, однако, нет. И именно поэтому мы с вами составляем акт.

— Фиксируем то, чего не понимаем.

— Да! И вряд ли поймем когда-нибудь.

— В таком случае еще раз: кому нужен наш акт?