Прорвёмся! - Александр Алексеевич Борискин

Виктор выбрал место для схрона и спрятался.

Прошло более двух часов. Тишина. Никого. Немного перекусил, попил водички. На солнце разморило, и он закемарил. Разбудил его скрип несмазанных колёс и мужские голоса. Он прислушался. Говорили по-немецки. Что-то про цены на рынке на горох и яблоки. Что горох надо подождать продавать, а вот яблоки — пора. В этом году их много уродилось и, если сейчас не продать, то сгниют. А ещё лучше из них шнапсу нагнать.

Мимо Виктора проехала телега, которую тянул здоровенный мерин. В телеге сидело двое мужчин, а в сене сзади них спал ребёнок. Там также лежали два ящика с оконным стеклом, блестящим на солнце. Одежда на них — даже не двадцатого, а скорее девятнадцатого века. Но одеты не в рванину, а в тёмные штаны, светлые рубашки и куцые, чёрного цвета пиджаки. На головах — шляпы. На ногах — сапоги. Телега медленно проехала мимо. Виктор оценивал увиденное.

«Скорее всего, я в Германии. Язык хорошо понимаю, смахивает на Hochdeutsch, поэтому я где-то на севере страны. Мужчины едут из города с рынка: продали что-то и купили оконное стекло. Едут давно: мерин весь в пыли, да и они не лучше. Живут в какой-то деревне, крестьяне, но не бедные. Что ещё? Похоже, больше ничего я предположить не могу. Идти за ними в их деревню — глупо. Надо идти в город. Но до него — далеко. Местных денег у меня нет. Придётся продать кое-какую ювелирку, что я взял с собой. А это можно сделать только в городе. Решено, иду в сторону города. Сейчас часов шесть вечера. До девяти смело можно идти. Придётся заночевать в лесу. Продуктов у меня с собой дня на два. Только воды надо набрать. По пути найду.»

Виктор надел рюкзак и зашагал по дороге.

* * *

Утром на следующий день встал с рассветом. Не спалось. Хоть и нашёл хорошее место для ночлега: около ручья, в полукилометре от дороги, но было как-то неспокойно. Быстро собрался и пошёл в сторону дороги.

Метров через триста Виктор услышал ржание. Он осторожно стал приближаться к этому месту, пока не оказался на полянке. На другой её стороне стояла лошадь, запряжённая в крытый экипаж. Экипаж был не простой: он был сделан таким образом, что лошадью можно было править, находясь под навесом, соединённым с его крышей. То есть, предназначен для езды без кучера. Экипаж напомнил Виктору ранее виденные на картинках повозки, на которых переселенцы осваивали в Америке дикий запад. Только этот экипаж имел рессоры, багажники на крыше и в задней его части, а также был украшен снаружи разными «завитушками».

«Похоже, лошадь на ночь не распрягли. Вон видны следы от экипажа по всей поляне: лошадь щипала траву, таская его за собой. Где же его хозяин? Никого не слышно и не видно.»

Он оставил под деревом рюкзак, взял в руку нож и по краю полянки стал подбираться к экипажу. Увидев его лошадь громко заржала.

«Да она не поеная! Что ж за хозяин такой: совсем за ней не следит!»

В экипаже Виктор обнаружил молодого мужчину примерно его лет, лежащего на сидении навзничь и тяжело дышащего. Тот был без сознания.

«Болен! Весь горит. Высокая температура. Похоже на пневмонию.»

Сходил за рюкзаком, достал таблетку с антибиотиком и засунул её в рот больного, дав попить воды. Мужчина сделал глоток, но больше не смог, зашёлся в сухом кашле. Виктор перегнал экипаж на другую сторону поляны, завёл лошадь в лес, взял привязанное сзади к экипажу жестяное ведро и сходил к ручью за водой. Лошадь взахлёб выпила всю воду и снова заржала.

«Мало, ещё хочет. Не напилась.»

Пришлось сходить за водой ещё дважды, пока она не утолила жажду. Виктор повесил её на морду мешок с овсом, который нашёл в экипаже, и она радостно стала есть.

Мужчина так и не очнулся. Дыхание его было поверхностным и учащённым. Сердце колотилось как бешенное. Лицо постепенно стало синеть. Через полчаса он умер.

«Что же делать? Садиться в экипаж и вести его в город? Что я там скажу? Шёл по лесу, шёл, и экипаж с мёртвым человеком нашёл. У самого нет никаких документов, денег тоже нет. Одет не по здешней моде, не ориентируюсь совершенно в реалиях этого времени.»

* * *

Виктор открыл саквояж, лежащий возле мертвеца. Там среди дорожных вещей оказались документы на имя Вильгельма Пруста, юнкера, 11.03.1874 года рождения, путешествующего из города Грайсвельда в Мюнхен. Там же находился дневник, прочитав который Виктор познакомился с его прежней жизнью.

Семья Вильгельма состояла из родителей и двух малолетних сестёр. С самого рождения он был слабым болезненным мальчиком. Постоянно простужался, имел слабые лёгкие и часто болел. Поэтому получил домашнее воспитание, почти не общался со сверстниками, любил читать, был очень набожным и собирался стать священником.

В дневнике Вильгельм много страниц уделял описанию своей семьи, их привычкам и интересам. Он съездил в Берлин, где попытался сдать экзамены за гимназию и поступить в университет. Но неудачно: по дороге опять заболел и вернулся домой в поместье, где жил безвыездно все последние годы, не общаясь с соседями. Полгода назад он опять решил сдать экзамены и поступить в университет на богословский факультет. Опять заболел, не доехав до Берлина, и на обратном пути узнал о трагической гибели семьи на пожаре.

Вильгельм после гибели семьи продал своё имение и направлялся в Мюнхен, где решил осесть и начать жизнь с чистого листа. Тем более что врачи давно рекомендовали сменить климат, переехав на юг Германии. Родных у него не было. Ничто больше не держало его в Грайсвельде.

Неделю назад, а это случилось в июле 1896 года, он выехал из поместья, купив для поездки этот экипаж или карету: Виктор не знал точное название этого транспортного средства.

«Похоже, в дороге он опять простудился, запустил болезнь и умер. Выходит, я являюсь его наследником: и имени, и всего того, что найду в экипаже. Вот и появилась возможность моей легализации в этом мире.»

В чемоданах, пристёгнутых сзади экипажа и на его крыше, Виктор обнаружил одежду, кое-какую серебряную и золотую утварь. Самое главное, под сиденьем в портфеле были документы на миллион марок в виде десяти банковских обязательств по сто тысяч марок каждое на предъявителя, полученные за проданное поместье, и около десяти тысяч марок наличными, а также семейные драгоценности, спасённые при пожаре.

По размеру найденная в багаже одежда вполне