Роберт Хайнлайн - Рассказы

Одиннадцать городов и восемь людей. Бабуля Уилкинс "держала" четыре города. Никто, кроме нее, не мог взять на себя даже два. Рейнолдс тупо подумал, какое это чудо, что они все же держатся, - это чудо намного превосходило все, что операторы демонстрировали когда-либо.

Когда он вернулся, Хэммонд поднял на него глаза.

- Заменили кого-нибудь?

- Нет. Эта девочка Клиффорд выбыла надолго. Значит, в конце концов мы потеряем не меньше полудюжины городов.

- Наверняка некоторые из них уже обезлюдели.

- Будем надеяться. Еще бомбы найдены?

- Пока нет. А как вы, доктор, себя чувствуете?

- Как покойник трехнедельной давности. Рейнолдс устало рухнул на стул. Он подумал, не стоит ли разбудить кого-нибудь из спящих и посмотреть, в каком они состоянии, но тут внизу раздался шум. Рейнолдс выбежал на лестничную площадку. По лестнице поднимался капитан военной полиции.

- Приказано доставить ее к вам. Рейнолдс поглядел на женщину, шедшую за капитаном.

- Дороти Брентано!

- Ныне Дороти Смит!

Сдерживая дрожь нетерпения, он объяснил ей, чего от нее ждут. Она кивнула.

- Все это я еще в самолете усекла. Карандаш есть? Тогда пишите: Сент-Луис в прибрежном складе с вывеской "Барлетт и сын. Оптовая торговля". Ищите на чердаке. В Хьюстоне... нет, ее уже нашли. Балтимор - на корабле в доках, название "Золотой берег". Какие там еще города? Я потеряла уйму времени, вынюхивая там, где ни черта нет.

Рейнолдс уже во весь голос вызывал Вашингтон.

Последней от вахты освободилась Бабуля Уилкинс. Дороти обнаружила еще одну бомбу в Потомаке; миссис Уилкинс грубовато велела ей не лениться. В Вашингтоне всего было четыре бомбы, что миссис Уилкинс, оказывается, знала с самого начала. Дороти нашла их за одиннадцать минут.

Спустя три часа Рейнолдс, который никак не мог заснуть, зашел в гостиную офицерского клуба. Несколько членов его команды закусывали и слушали радиопередачу о нашем воздушном налете на Россию. Рейнолдс даже слушать не стал - ну, разбомбят там Омск или Томск, Минск или Пинск - ему сегодня не до этого. Медленными глотками он пил молоко и думал о том, что никогда в жизни больше не прикоснется к кофе. К его столику подошел капитан Майклер.

- Вас вызывает генерал. Быстро!

- Чего это он?

- Я сказал - быстро! А где тут Бабуля Уилкинс... о, вот она! А кто такая Дороти Смит?

- Та, что сидит рядом с миссис Уилкинс.

Майклер ввел их в кабинет Хэнби. Тот кивнул.

- Садитесь вон там. Вы, леди, тоже. Постарайтесь держаться в фокусе.

Рейнолдс обнаружил, что он находится как раз против экрана телевизора, на котором возникло изображение Президента. Выглядел Президент таким же усталым, каким чувствовал себя Рейнолдс, но все же улыбался.

- Вы доктор Рейнолдс?

- Да, мистер Президент.

- А эти дамы - миссис Уилкинс и миссис Смит?

- Да, сэр.

Президент тихо сказал:

- Вы трое и все ваши коллеги получите благодарность от имени республики. И мою личную - тоже. Но это подождет. Миссис Смит, бомбы еще есть, только они в России. Не может ли ваш удивительный дар обнаружить их там?

- Господи, откуда же мне знать... Можно попробовать...

- Миссис Уилкинс, а вы можете взорвать эти бомбы, хоть они и находятся от вас далеко?

Ко всеобщему удивлению, глаза Бабули блестели так же ярко, как обычно; она была оживлена в высшей степени.

- Мистер Президент!

- Сможете?

Взгляд Бабули устремился в неизвестные дали.

- А вы дайте нам с Дороти тихонькую комнатку подальше отсюда... да чайник с хорошей заваркой. Только чтоб чайник был побольше.

Оркестр молчал, и флаги не взлетали...

Эту историю заказал мне журнал "Шахтеры" - коротенькую-коротенькую, говорили они, полторы тысячи слов, не более. Потом я попробовал пристроить ее в журнал американских легионеров, но там меня выбранили за то, что лечение ветеранов изображено в рассказе весьма далеким от совершенства. Тогда я отправил историю нескольким издателям НФ - и мне сообщили, что это не научная фантастика. (Вот здорово, черт бы их побрал! Полеты со сверхсветовой скоростью - это научно, а терапия и психология - нет. Должно быть, я чего-то не понимаю.)

Но у рассказа и впрямь есть изъян, который обычно бывает фатальным. Попробуйте определить его. Я вам подскажу ответ, но только в самом конце.

- Самый храбрый человек, которого я встречал в жизни! - сказал Джонс, начиная уже надоедать своей болтовней.

Мы - Аркрайт, Джонс и я, - отсидев в госпитале ветеранов положенное посетителям время, возвращались к стоянке. Войны приходят и уходят, а раненые всегда остаются с нами - и черт возьми, как мало внимания им уделяется между войнами! Если бы вы не сочли за труд убедиться в этом, а убеждаться мало кому охота, то нашли бы в некоторых палатах искалеченные человеческие останки, датируемые годами первой мировой войны.

Наверное, поэтому каждое воскресенье и каждый праздник наш округ назначает несколько комиссий для посещения больных. Я в этом деле участвую уже тридцать лет - и если вы таким образом не оплачиваете долг, то по крайней мере должны иметь какой-то интерес. Чтобы остаться на такой работе, вам это просто необходимо.

Но Джонс, совсем молодой парень, участвовал в посещении первый раз. Он был в совершенно подавленном состоянии. И скажу честно, я бы презирал его, будь это не так; нам достался свежий урожай - прямиком из Юго-Восточной Азии. Сначала Джонс держался, но, когда мы вышли из госпиталя, его понесло, и в заключение он выдал свою громкую фразу.

- Интересно, какой смысл ты вкладываешь в слово "храбрость"? - спросил я его. (В общем-то Джонс был прав - парень, о котором он говорил, потерял обе ноги и зрение, но не унывал и держался молодцом.)

- А сами-то вы какой в него вкладываете смысл? - завелся Джонс, но тут же добавил "сэр", уважая скорее мою седину, чем мнение. В его голосе чувствовалось раздражение.

- Не кипятись, сынок, - ответил я. - То, что помогло этому парню вернуться живым, я бы назвал "мужеством", или способностью терпеть напасти, не теряя присутствия духа. И в моих словах нет никакого пренебрежения; возможно, это качество даже более ценное, чем храбрость. Но я определяю "храбрость" как способность сознательно пойти навстречу опасности, несмотря на страх и даже имея выбор.

- А при чем тут выбор?

- При том, что девять человек из десяти пройдут любое испытание, если им его навяжут. Но чтобы самому взглянуть опасности в лицо, требуется нечто большее, особенно когда сходишь с ума от страха и есть возможность улизнуть. - Я взглянул на часы. - Дайте мне три минуты, и я расскажу вам о самом храбром человеке, с которым мне довелось повстречаться.