Василий Головачев - Предсказанное. Том 1

– Утоление рангового голода, – сказал Джума, и оба посмотрели на комиссара.

– У вас есть ко мне вопросы? – спросила Власта.

– Мы хотим предложить помощь в поисках Железовского, – сказал Ромашин. – Есть кое-какие идеи.

– Какие?

– Например, привлечь к поиску вашу сестру, она интрасенс, а также других интрасенсов.

– Хорошо, поехали ко мне.

Боянова направилась к выходу из зала, и в это время по сети «спрута» пришло сообщение о появлении возле «сферы Сабатини» «мыльного пузыря» с «миллионом глаз» внутри.

– Богоид! – воскликнул Джума Хан, переглядываясь с Ромашиным.

– Что? – оглянулась Боянова.

– Где появляется богоид – «тысячеглазый» орилоунский автомат или кто он там на самом деле, – почти всегда рядом Шаламов.

Джума хотел что-то добавить, но в этот момент пришло еще одно сообщение по «треку»: в доме, в котором жил Аристарх Железовский, произошел странный взрыв, разрушивший дом и необыкновенным образом изменивший весь квартал города. При этом свидетели перед взрывом видели тот же необычный объект с «миллионом глаз».

– По их заверениям, объект будто бы соткал вокруг дома черную паутину, а уж потом дом взорвался, – добавил дежурный. – Что интересно – жертв среди населения квартала нет.

– А Шаламова там не видели? – спросила Боянова.

– Следственная обойма еще работает, сведений нет.

– Кокон входа, – медленно проговорил Ромашин. – У Аристарха в квартире был кокон входа в трансфер.

Джума побледнел.

– Ты думаешь, он… свернулся?

– Похоже.

– Как же теперь Мальгину удастся выйти на Землю?

Боянова, наклонив голову, думала о своем, потом решительно шагнула в коридор. Джума и Ромашин, переглянувшись, последовали за ней, услышав по своим рациям знакомый, звенящий, заставляющий сильнее биться сердце сигнал тревоги.

Часть III

КОЛДУН

ГЛАВА 1

Любое движение в этом желто-зеленом желейном мире отзывалось перестройкой прозрачных, пересекающихся, изломанных, отсвечивающих кое-где зеркалами слоев воздуха, больше похожих на зыбкие пласты липкого, рыхлого, вздрагивающего желатина. Пейзаж менялся не только от движения рук и ног, но даже от дыхания или взмахов ресниц, и привыкнуть к этому было непросто. Единственное, что здесь оставалось незыблемым, – скелет орилоуна, в котором машина «струнного» перемещения все еще работала.

Мальгин обошел орилоуна кругом, с любопытством вглядываясь в колеблющиеся картины многократных отражений и преломлений здешних красот друг в друге, и вернулся в приемную камеру орилоуна, умершего по крайней мере десяток миллионов лет назад. Цвета под куполом преобладали коричневые, черные и серые, и лишь мембрана перехода выделялась в полутьме нежным льдистым свечением, напоминая ледок в зимней проруби. Мальгин выбрал уютную ложбинку в складках пола и прилег. Физически он не устал, тело могло выдержать недельный бег или тяжелый труд, но душа просила не отдыха – расслабления.

Привычно проверив работу систем организма: нервной, скелетно-мышечной, эндокринной, сердечно-сосудистой, а главное – экстрарезервной, связанной с «темным знанием», которую он сумел-таки подчинить себе, – Мальгин приказал Харитону следить за обстановкой и погрузил себя в «сон второй степени». В этом состоянии разум повиновался причудливым извивам памяти и фантазии, соединяя несоединимое наяву, и перед глазами хирурга проплывали картины встреч с Купавой, Карой, отцом, друзьями… и недругами. Особое место в снах занимала дочь, Дарья, по которой Мальгин успел соскучиться больше, чем по кому бы то ни было.

Иногда в сны вмешивалась многоуровневая структура мышления, активируемая памятью «черного человека», и тогда картины вообще теряли связь с реальностью, уходя в область фантасмагорий, чужих чувственных и семантических пространств. Мальгин не боялся этих погружений в инобытие, именно благодаря им он понял эволюцию «черных людей», открыл их слабые и сильные стороны. Однако главным своим приобретением считал способность уходить в выдуманный, иллюзорный мир без применения наркосредств и возвращаться обратно.

Мистический далекий зов, приписываемый Климом родственной душе кого-то из интрасенсов, во время путешествия по системе орилоунского метро притих, но тень его витала где-то рядом, эфемерная, как улыбка привидения. Зовущий остался на Земле, это было ясно, и мощности его пси-голоса не хватало донести зов до Мальгина, хотя хирург иногда «хватал» след голоса, и сердце отзывалось замиранием.

Он путешествовал по вселенной уже две недели, бродил по ландшафтам полусотни миров, похожих и не похожих на Землю, купался в озерах и морях чужих планет, пережил множество приключений и массу необычных ощущений, но интерес к странствиям не угасал, хотя сейчас Мальгин мог бы признаться: жажда новых открытий осталась неутоленной, но не было музыки в душе, не было удовлетворения. Шаламова он так и не встретил, хотя и чувствовал иногда следы его присутствия, и все сильнее тянуло на Землю. Хотелось разрубить наконец этот гордиев узел, связавший его, Карой, Купаву и Шаламова. Разум жаждал определенности, требовал найти выход из положения, и сердце вторило ему, прогоняя сквозь все тело по венам и артериям не кровь – свинцовые струи тоски…

На фоне танцующих языков огня возникло бледное печальное лицо Карой.

– Привет, мастер.

– Привет, – отозвался Клим, забавляясь. Говорил он сам с собой, но в этом состоянии давало знать расщепление «я» на доброго и злого Мальгина, на светлого и черного, эгоиста и рыцаря, и эффекты порой удивляли своей неожиданностью.

– Знаешь, почему Купава ушла от тебя?

– Если бы знал, уже вернул бы.

– Знаешь, но не хочешь сознаться. Потому что ты не владел искусством нежности. И не владеешь до сих пор. Что молчишь?

– Думаю.

– Ну думай, тебе это полезно.

Рядом с фигурой Карой вылепилась такая же прозрачная фигура Купавы, обе женщины вошли одна в другую, но не слились, продолжая по-разному излучать печаль и очарование, образовали сложный человеческий кристалл, живущий по законам геометрии горя и боли…

Усилием воли Мальгин изгнал обеих из сновидения, и перед взором вереницей потянулись картины жизни иных миров, где он успел побывать.

Сеть орилоунского метро охватывала не только Галактику или даже местное скопление галактик, но и множество Метавселенных, то есть метагалактических доменов, в одном из которых родилась когда-то крохотная пылинка Земля. Кроме того, у Мальгина крепла уверенность, что «суперструны» сети тянутся и к другим вселенным сквозь вечно кипящий вакуум Большой Вселенной. Проверку этого предположения Мальгин оставил на потом, желая иметь рядом кого-нибудь из друзей, чтобы было с кем делиться впечатлениями. Он говорил сам себе «друзей», но думал о Купаве… или иногда о Карой.