Геннадий Гор - Минотавр

- Поверят не мне, а Сереже.

- Сереже? А кто такой Сережа? Бывший продавец лотерейных билетов, нынешний сотрудник Ленкниготорга?

- Не только. Кроме того, он...

- Допустим. Даже вопреки здравому смыслу. Но при чем тут вы и ваша диссертация?

- Посредством моей диссертации он и хочет вступить в контакт с человеческой цивилизацией, начать, наконец, диалог двух Разумов, земного и инопланетного. Это не моя идея, эта идея принадлежит самому Сереже. И он настаивает. Категорически настаивает.

- Это для чего же? Уж не для того ли, чтобы помочь вам стать кандидатом наук? Но если Сережа действительно посланец оттуда, то вас и академиком сделать будет мало.

- Вы, кажется, смеетесь?

- Хотел бы последовать совету Спинозы - не смеяться, не плакать, а только понимать. Но разум отказывает, чувства. Вы что же защиту кандидатской диссертации хотите превратить в мировое событие? А о результатах вы подумали?

- Обо всем думал. И сто раз говорил "нет". Но Сережа настаивает. Это его мысль. И он не хочет от нее отказаться.

- Не понимаю. Ни вас, ни его. Вам же это в конечном счете невыгодно. Все члены ученого совета воспримут это как полное отсутствие скромности, как ловкий трюк и погоню за сенсацией, Накидают черных шариков.

- Помилуйте, какая же это сенсация! Это событие. Переворот в науке. Небывалый в истории планеты обмен информацией, Плохого же вы мнения о своих коллегах. Вы заблуждаетесь.

- Нисколько. Поставьте себя на мое место. Мы живем не в мире чудес, а в мире обыденных академических фактов. Никто из членов ученого совета не подготовлен к восприятию этого странного феномена. Вас обвинят в лженаучной махинации, и вашего Сережу отправят на экспертизу. А потом в каком-нибудь научно-популярном журнале, вроде "Техника - молодежи" или "Знание - сила", начнется дискуссия, как о Розе Кулешовой. Одни будут говорить, что ваш Сережа телепат с уникальной психической организацией, а другие, что он шарлатан и фокусник...

- Но вы-то отлично знаете, что он не шарлатан, не фокусник и даже не телепат.

- В том-то и дело, что не знаю. Да и он сам не дает себя узнать. Ведет себя самым недопустимым образом.

- Что вы имеете в виду?

- Все... Сначала помогал этому фантасту Черноморцеву-Ост-ровитянину писать его космические романы, а сейчас помогает вам делать вашу диссертацию. Уж лучше бы остался при своем фантасте. Нет, я этого не могу допустить.

- Что не можете допустить?

- Чтобы в вашу диссертацию проникла вся эта сомнительная игра со здравым смыслом.

- Вы это окончательно? - спросил Серегин. - Или еще подумаете?

- Хорошо, - сказал я. - На неделю отложу свой ответ. Надеюсь, что вы сами взвесите все "за" и "против" и откажетесь от своего странного намерения.

Неделя прошла.

Она прошла в сомнениях, в бессоннице, в конфликте с самим собой. Я высоко ценил способности аспиранта Серегина, удивлялся его энтузиазму, энергии, оригинальному складу его характера и ума. Но всему есть границы. Чувство реальности, здравый смысл не позволяли мне согласиться на этот рискованный и нелепый эксперимент. Многие представляют себе ученых романтиками и чудаками, какими их нередко изображают писатели в угоду сложившимся традициям и благодаря плохому знанию этой среды. На самом же деле ученые так же любят обыденность, как и представители самых прозаичных профессий. Они менее всего подготовлены к восприятию чего-то совершенно неожиданного, слишком парадоксального, почти невозможного, граничащего с чудом. Они презирают всякую шумиху и сенсацию - одни из любви к строгой истине, другие (большинство) из привязанности к привычному, доступному, легко соглашающемуся с обыденной логикой. Не надо думать, что каждый ученый - это не сумевший реализовать свои потенции Лобачевский или Эйнштейн. И плохо будет Лобачевскому или Эйнштейну, если они не сумеют обосновать свое теоретическое чудо, свою занятую у далекого будущего идею.

Серегин не был ни Лобачевским, ни Эйнштейном. Его теоретическое чудо досталось ему в подарок от будущего слишком легко и случайно. Морально он не имеет права брать от судьбы этот подарок. Ни Лобачевский, ни Эйнштейн не подобрали свое теоретическое чудо на тротуаре, как находят оброненный кем-то кошелек. В противном случае они отнесли бы его в стол находок. А Серегин хочет воспользоваться находкой. И я не могу, не имею морального права это одобрить.

28

В этот раз Сережа торговал книгами под открытым небом на легком столике-раскладушке возле памятника Добролюбову.

- Мне надо с вами поговорить, - сказал я.

- Сейчас я на работе. И не имею права заниматься посторонними разговорами.

- Хорошо. Я обожду. Посижу в сквере.

Ждать мне пришлось около часа.

Сережа тихо подошел ко мне и сел рядом. Лицо его уже не казалось строгим и холодным, а приняло добродушно-обыденное выражение.

- Ну, что там у вас? Выкладывайте.

- Вы что ж? - спросил я. - Решили помочь моему аспиранту написать диссертацию?

- А почему бы и нет? - сказал Сережа и усмехнулся.

Я тоже усмехнулся и сказал:

- К сожалению, он хочет превратить защиту обычной кандидатской диссертации в мировое событие.

- Не он хочет, - поправил меня Сережа. - Я.

- И с какой целью?

- Дело тут не в цели, а скорее в характера.

- Я знаю характер своего аспиранта.

- Дело не в его характере, а в моем.

- Какое отношение ваш характер имеет к его диссертации? Не понимаю.

- Сейчас объясню. Не могу же я придти в Академию наук или в редакцию газеты и сказать, что я пришел поделиться с человечеством своим опытом.

- А что, собственно, вам мешает? Если вам есть что сказать человечеству, то как раз туда и следует обратиться.

- Я бы обратился, но как-то неловко. Боюсь шумихи. Глядишь, еще и почести окажут, как представителю внеземной цивилизации. А мне этого не надо. Я этого не люблю. А фотокорреспонденты способны навести на меня ужас.

- Этого не избежишь, - сказал я.

- А я все-таки постараюсь избежать. Фотокорреспонденты не ходят на защиту кандидатских диссертаций. Все это пройдет без шума, без огласки, как явление довольно обычное. Вы понимаете мою мысль?

- Признаюсь, не совсем.

- Я хочу остаться в тени, пожить, как живут рабочие, служащие, учителя, районные врачи. Мне нравятся эти люди. Я не выношу всяких сенсаций и не хочу выделяться.

- А ваша миссия? - спросил я.

- То-то и оно. Я и без того откладывал беседу с человечеством. Но сколько же можно тянуть? Время здесь у вас, на Земле спешит так же, как у нас. Но есть и другая причина. Личная. Серегин мой друг, Я хочу ему помочь. Он этого, в конце концов, заслуживает. Вы, кажется, не согласны?

- Не согласен.

- Напрасно. Я постараюсь вас убедить. Ваш аспирант, как никто на Земле, ждал этого разговора, этого контакта. И он его дождался. Он будет посредником. Он этого достоин. А потом во всем этом деле мне нравится и другое.