Оксана Аболина - Подмастерье

— Входите, милые люди, — позвал Пафнутий, и вслед за Игорем Ерёмин вошёл в маленькую, почти пустую комнатку. Обстановка её была столь аскетична, что казалась полной противоположностью жилищу Мастера. К стене у окна была пристроена лежанка, почти такая же узкая, как в квартире Сергея. Рядом с лежанкой стоял деревянный стол, у стола — табурет. В углу непонятного предназначения кирпичная укладка до самого потолка с двумя дверцами. Перед тем, как зайти в домик, Сергей заметил на его крыше трубу и понял, что кирпичная укладка связана с этой трубой. «Может быть, это приспособление для сбора воды во время дождя?» — подумал Сергей, но спрашивать не стал — успеется ещё. Помимо этого, в комнате было только странное изображение, висящее на стене — худой, почти обнаженный человек, прибитый к кресту. Перед изображением находилась подвешенная на цепочке прозрачная чашечка, в центре которой теплился живой огонёк.

Сергею почему-то казалось, что Пафнутий, о котором все, даже Мастер, отзывались с большим уважением, должен быть старым человеком, но он не был стар, хотя и молодым его вряд ли бы кто назвал. Длинная борода с пробивавшейся редкой проседью делала его возраст трудно различимым. Как и странное чёрное одеяние, опускавшееся с плеч до пят. Лицо Пафнутия было худым, даже острым, но глаза в обрамлении лукавых морщинок сияли добротой.

— Вот, прислали нам городского зачем-то, — пожаловался Пафнутию Игорь. — Ничего не умеет, даже не знает, что такое стихи. Зачем нам такая обуза, верно? Может, не стоит его брать? — вид у паренька был сконфуженный, и Сергей понял, что тот чувствует не только неприязнь к нему, к Ерёмину, но и вину за то, что так открыто выражает своё недовольство.

— Ты, поди, ещё одну ночь не спал, пока ждал Соню? — участливо спросил Пафнутий и, когда Маралин подтвердил, что жутко не выспался, выпроводил его «быстренько на боковую», пока с недосыпу на людей, как спиногрыз, кидаться не стал.

Когда Игорь ушёл, Пафнутий усадил Ерёмина на табурет и попросил рассказать, что привело его на ферму. Сергей замешкался, не зная, с чего начать, но Пафнутий не торопил и терпеливо ждал.

— Всё началось, когда я выиграл миллион в лотерею, — произнёс Ерёмин, но тут же сообразил, что это ничего не разъяснит Пафнутию. — Нет, всё началось раньше, в детстве…

И он рассказал про то, как ребенком в воспитательном доме полюбил работу руками, как он делал из подручных материалов необычные игрушки, среди которых одна стала известной всей Москве — крохотный гравицикл. Он зачем-то упомянул строгую воспитательницу и объяснил, какое неясное, но глубокое чувство испытывал к ней, а потом, потеряв ее, научился обходиться без любви и привязанностей. Он хотел поведать Пафнутию о своей работе, о соревнованиях на гравицикле, о меняющихся каждый год парах, ни одна из которых не вызвала желания остаться с ней надолго. Но вдруг вся его жизнь показалась ему мелкой и ничтожной, неинтересной самому себе. Зачем же говорить об этом Пафнутию? Он вспомнил Женьку Синицыну, но и тут он понял, что его отношения с ней строились неправильно. Всё, что было прежде, до встречи с Мастером — было искусственное, фальшивое, жизнь началась только два дня назад, когда он впервые подошел к городскому куполу в сопровождении девчонки-иззвенки Сони.

— Я плохо жил, — сказал Ерёмин. — И жизнь моя была… не знаю… никчемной, что ли. А теперь она заполняется, как пустой сосуд водой.

— Да, это так, — кивнул Пафнутий. — Бог выправил твой путь.

— Я не знаю Бога, никогда с ним не встречался и даже не слышал о нём, — возразил Ерёмин. — Я сам всё решил, и немного мне помогла Женька Синицына.

Пафнутий горько вздохнул.

— В начале сотворил Бог небо и землю, — начал рассказывать он. — Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

Ерёмин забыл счёт времени, пока длился рассказ Пафнутия. Тот говорил о том, как Бог сотворил первых людей, и как они ослушались Его, и какое их ждало наказание — не только их самих, но и детей их, и внуков. До Божественного проклятия они не размножались страшным способом — в животе женщины, но как это происходило в те времена — осталось загадкой, слишком много утекло с той поры воды. Ерёмин узнал о двух братьях, один из которых убил другого, ведь он был обижен на Бога, что тот равнодушен к его жертвам. И о других братьях поведал Пафнутий, они тоже хотели убить своего брата, но продали его в рабство, а он прославился на чужой земле и спас потом их жизни. И о Великом Потопе узнал Сергей, когда вся земля наполнилась водою, а Бог велел праведному Ною построить Ковчег и собрать в него всех зверей, каждой твари по паре. Но больше всего его потряс рассказ об Иисусе Христе, Сыне Божием, спустившемся на землю, чтобы искупить человеческие грехи, а люди, вместо того, чтобы последовать за Ним, распяли Его на кресте.

— Не знаю, поверишь ли ты когда в Бога, — сказал Пафнутий, — но в скиту оставайся, сколько тебе угодно. Бог направил твой путь, и значит, место твоё здесь.

14

Сергей смотрел прямо в лицо Старцу, и даже долгий и задумчивый взгляд Пафнутия, не заставил Ерёмина отвести глаза. Так прошла целая минута, а, может быть, и две, а потом Пафнутий поднялся и, сказал, что пора идти в трапезную. Оказывается, этим старинным словом он назвал столовую, где уже собрались все фермерские: Соня, Игорь и ещё двое ребят — постарше задиристого и хмурого Маралина, но младше любящей командовать Подосинкиной. Ваня и Ксюха — никто, похоже, не собирался представлять им новичка, и Ерёмин сам вспомнил их имена. Ваня был тощим, сутулым подростком, с ломающимся и немного заикающимся голосом, которого он, очевидно, стеснялся и оттого был немногословен. Ксюха выглядела медлительной и ленивой тетерей, лохматой и чумазой, она положила голову на длинный деревянный, уже накрытый, стол, закрыла глаза и так и разговаривала с остальными, словно сквозь сон. Ерёмин с внутренней радостью заметил, что Подосинкина — самая красивая и расторопная из присутствующих. Фермеры, все, кроме шурующей у плиты Сони, сидели на лавке по краям стола, но не ели, а, ждали Пафнутия. При их появлении они сразу же вскочили, умолкли, переглянулись, Ксюха что-то шепнула Ване, показав глазами на Ерёмина, и тут же отвела их в сторону. Пафнутий без лишних слов подошел к торцу стола и, не обращая внимания на вызванный его появлением переполох, прочитал короткую молитву, а затем сообщил, что на время обеда пойдёт подежурит на башне.

— А почему Пафнутий с нами не обедает? — спросил Ерёмин, когда тот вышел.

— А он мяса не ест. И постится часто. Щиплет, как гуси, травку, — хихикнула Ксюха и снова положила голову на стол, между тарелок.