Александр Казанцев - Том (8). Мост дружбы

Он ввел его в приемную главного инженера. Здесь в напряженных позах сидели несколько человек, не проявившие к Андрею никакого интереса.

Величественная секретарша с крашеными волосами приветливо улыбнулась ему, разговаривая сразу до двум телефонам.

– Степан Григорьевич просит передать, – говорила Она в одну трубку, – что инструкцией главка это не предусмотрено. – И тут же брала вторую трубку: – Нет, нет! О приеме на работу он велит обращаться в отдел кадров. – Потом снова говорила в первую: – Простите, он будет с вами разговаривать, если у вас разрешение банка. Нет-нет! Он не намерен поступать против правил. Уверяю вас… и генеральный директор тоже не захочет… Я вас не понимаю… Кому это нужно? – И она раздраженно положила обе трубки. – Садитесь, пожалуйста, – сразу изменила она голос. – Вы ведь Андрей Григорьевич? Степан Григорьевич приказал мне позвонить на железную дорогу и ускорить движение вашего поезда. Вас нигде не задержали? Садитесь, прошу вас.

За дверью слышался громкий голос. Обе половинки ее, обитые черной клеенкой, вдруг распахнулись, и из кабинета вылетел красный, вспотевший человек.

Кто-то поднялся к нему навстречу:

– Ну как?

Первый безнадежно махнул рукой, достал платок и поплелся из приемной.

Секретарша проскользнула в кабинет и тотчас вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

– Товарищи, – обратилась она к ожидавшим, – у главного инженера сейчас будет совещание. Ничего не поделаешь! – И она, сделав загадочное лицо, пожала плечами.

Люди неохотно поднимались.

– Проходите, – шепнула секретарша Андрею.

– Пожалуйста, Тереза Сергеевна, доложите, что я доставил сюда Андрея Григорьевича. Дозвольте ручку! – шептал секретарше Милевский.

Протянув для поцелуя руку, она говорила в телефон:

– Нет-нет. Степана Григорьевича нет в кабинете. Откуда я знаю? Вероятно, пошел по цехам.

Андрей вспомнил, что Лев Янович в пути называл эту даму Стервезой Сергеевной. Он вошел в кабинет.

Степан поднялся. Плотный, крепкий, но начинающий рыхлеть, он не успел согнать с лица начальническое выражение, с которым только что распекал подчиненного. Увидев младшего брата, он тепло улыбнулся и стал сразу другим, давно знакомым Андрею, родным.

Андрей протянул руки, пошел ему навстречу и вдруг увидел, что лицо Степана снова изменилось. Оно продолжало улыбаться, но как-то по-другому – голова опустилась, втянулась в плечи. Он поспешно вышел из-за стола и пошел к Андрею, но смотрел куда-то через голову брата.

Андрей невольно обернулся и увидел за своей спиной огромную сутулую фигуру человека в картузе. У Андрюши даже захватило дыхание.

– Андрейка! Гляди, матрос мой! Вот оказия! Здорово! – загремел басом вошедший.

– Здравствуйте, Иван Семенович! Как вы долетели? – заботливо спрашивал Степан Григорьевич.

– Здорово, здорово! Это что же, брат, что ли, твой? Вот не знал. А ведь верно, оба Корневы, – пожимал руку Степану, а потом Андрею заместитель министра.

Стоявший сзади маленький седой директор объединения смотрел на Степана строгими глазами из-под лохматых бровей. Тот едва заметно пожал плечами.

– Встал на ноги? А ну-ка, повернись! Крепок!.. Мужицкая кость. Садись, пиши Анке записку. Ну, а как твоя грандиозная идея? Будешь строить лестницу на Луну? А?

Андрей сжал губы; при этом скулы его выступили яснее, щеки слегка провалились.

– Спасибо, я напишу Ане, – сдержанно сказал он.

– Ну, вот что, князья удельные, – обратился Седых к Степану и его директору: – времени мало, пойду цеха посмотрю.

– Позвольте сопровождать вас, Иван Семенович, – предложил Степан.

– Нет уж, уволь! Я сперва с рабочими и мастерами потолкую, а потом к тебе в кабинет приду. Вы уж извините, князья удельные, – усмехнулся Иван Семенович.

– Как прикажете, – развел руками Степан, учтиво улыбаясь.

Седых с шумом вышел из кабинета. Голос его загромыхал в приемной. Директор Веков все-таки пошел проводить его.

Степан остался стоять посредине комнаты.

– Вот так, – сказал он, когда дверь плотно закрылась. – Начальство… А вы, оказывается, знакомы? Да, ведь правда, он недавно еще плавал капитаном. Головокружительная карьера! Заместитель министра! Прекрасно знает, как руководить. Понимаешь, Андрей! Это нужно уяснить и тебе. Он пошел по цехам, которых не знает… Но по должности не мне, а ему дано решать вопросы в объеме моего завода. А все цеховые дела решает не начальник цеха, а главный инженер или директор… А вместо мастера распоряжаться должен начальник цеха… А ты знаешь, какому руководителю легче живется? Не тому, кто все возможности завода покажет, а тому, кто ни разу не ошибется. И, чтобы не ошибиться, он должен знать тысячу табу, тысячу запретов и ограничений, налагаемых банком, Министерством финансов, моим министерством, тем же самым Седых, который умеет разносить таких, как я, как умею я разносить своих подчиненных… За невыполнение плана меня только пожурят, ну, снимут с работы… а за нарушение табу – отдадут под суд. Да, теперь я уже не ошибаюсь! Умею назначать сроки, составлять планы, знаю все запреты.

Степан замолчал, продолжая взволнованно ходить по кабинету. Наконец он остановился, закурил и спросил Андрея:

– О какой это идее он с тобой говорил?

Андрей очнулся, ошеломленный речью брата.

– Идея? – переспросил он. – Я все тебе расскажу… потом.

– Правильно. Сейчас прежде всего экзамены. Вот и все.

В маленьком пассажирском поезде иногда становилось особенно светло, а порой горы, как шторами, прикрывали солнечный день.

У окна вагона сидела девушка, ясная, милая, то оживленная, то задумчивая, сидела, подперев подбородок тонкой рукой, сама тоненькая и легкая.

Поезд делал крутые повороты. Паровозик чуть ли не проносился мимо своего собственного последнего вагона.

Глядя в окно, девушка вскрикивала:

– Ой, как интересно! Что это? Речка Светлая? Неужели так близко облака? И мы въедем в них? Как на самолете?

Глаза ее сияли, светились радостью, удивлением, любопытством.

Вагончик качало. Пассажиры мерно клевали носами.

Притихла и девушка. Она продолжала смотреть в окно, но глаза ее стали другими. Видела ли она то, что пробегало мимо? Может быть, она слышала какую-то музыку, думая о своем?

Дрогнула тонкая бровь, рука отвела непослушную русую прядь. Почему вдруг расширились ее глаза? И сразу сузились… и даже изменили цвет: серые – стали темнее.

О чем она думает?

Недавно она была счастлива, очень счастлива, и летела домой из университета, смеясь и напевая. Ей хотелось броситься на шею каждому, кто попадался ей на пути. А дома ее ждала еще одна радость – в Москву вернулся папа с Урала. И Аня повисла на шее у огромного, седого, сильного и родного, пропахшего табаком и одеколоном после бритья – значит, ждал дочь! – Ивана Семеновича Седых.