Здесь, сейчас и тогда - Майк Чен

– Не забывайте о легенде, – давали нехитрый ответ психологи, – и никуда не спешите.

– Притворись, – напрямую советовал Маркус.

Сидя в уличной одежде, Кин пялился на черный диск. Рядом с кроватью светилось уведомление о выписке.

– Если не хочешь, я сам притворюсь.

Чем теснее Кин вплетался в этот мир, тем сильнее давили на него воспоминания о Хезер и Миранде. Казалось, просто включив голографическое сообщение, он предаст их обеих.

Или попрощается с ними.

В новых обстоятельствах это одно и то же.

– Через час ты с ней увидишься. Не тяни. Действуй.

Кин кивнул, пытаясь не обращать внимания на неприятную пустоту в животе. Устройство пикнуло, пиликнуло, и над ним появилась миниатюрная Пенни.

– Привет, – сказала она с лондонским акцентом.

Теперь Кин прекрасно его помнил. Пенни подняла и опустила руку, неловко помахав ему, и уголок ее рта изогнулся кверху: верный признак, что Пенни нервничает. А нервничала она нечасто. На работе Пенни руководила поварами и официантами с такой неумолимой эффективностью, что даже Хезер осталась бы под впечатлением.

Когда Пенни раздавала приказы на кухне, особенно находясь в центре внимания, или как профессиональный продавец расхваливала преимущества своего ресторана, чтобы выбить заем на развитие бизнеса, на волю вырывалась ее внутренняя энергия. Небо и земля, если сравнивать с той женщиной, что стояла сейчас перед Кином.

В отличие от Хезер, предприимчивость Пенни заканчивалась там, где начиналась личная жизнь.

Кин ждал следующего проявления нервозности, когда Пенни начинала заводить каштановый локон за левое ухо – и никогда за правое.

Глядя на этот жест, он кое-что вспомнил и устало улыбнулся. Тот же неловкий взмах руки, излом губ, локон за ухом. Ее щеки пылали, когда она повернулась к нему спиной. Кин увидел, что Пенни, не знавшая о футболе ровным счетом ничего, помимо услышанного от него и брата, надела майку клуба «Тоттенхэм Хотспур». С неестественной важностью она сделала несколько шагов вперед. В ее позе читалась не нервозность, а скорее смущение. По напряженным рукам было заметно, что Пенни еле сдерживается. Обернувшись, она все же рассмеялась.

На спине у нее красовалась фамилия: «БЭМФОРД».

Логан Бэмфорд, лучший игрок «Тоттенхэма» и любимый футболист Маркуса. Тот пускался в пляс по комнате, приговаривая «Бэмми, Бэмми, Бэмми, Бэмми, Бэм-ФОРД» всякий раз, когда его фаворит забивал гол. И он всегда – всегда! – забивал «Арсеналу», отчего Кин страшно сквернословил, а тем вечером Маркус каким-то образом уговорил сестру надеть эту футболку.

У Пенни хватало твердости характера, чтобы обеспечить бесперебойную работу службы кейтеринга и спланировать открытие собственного ресторана, но родственникам она отказать не могла.

Неужели Кин действительно назвал собаку в честь Бэмфорда? Или это был еще один способ не разорвать связь с Пенни? Вспомнив, как Бэмми, эта придурковатая борзая, взвыла от ужаса, когда ее прибылой палец зацепился за трикотажное покрывало, Кин ощутил прилив любви пополам с глубокой печалью. Что ж, пора к этому привыкнуть. Теперь его мозг умел обрабатывать реалии обеих эпох, а с остальным разберется сердце.

Отмахнувшись от воспоминаний, Кин сосредоточился на голограмме Пенни. Пустота в груди сменилась острым волнением, какого он давно уже не чувствовал.

– Маркус рассказал, что случилось. Ох уж вы, мальчишки, со своими государственными тайнами. Он сказал, ты в служебной больнице и идешь на поправку. Вряд ли я когда-нибудь пойму, почему проект по освоению Марса настолько секретный, что с тобой даже увидеться нельзя.

Колонизация Марса. Легенда, под которой Кин работал в секретном агентстве по охране целостности полотна времени. Он велел себе хорошенько запомнить эту деталь, пока ложь снова не войдет в привычку.

Вот и третий признак ее смущения: закушенная нижняя губа и взгляд миндалевидных глаз, направленный вверх и влево. Точно так же иногда гримасничал ее брат.

– Итак, ты пропустил нашу прогулку к алтарю. Допустим, за это я тебя прощаю. Ты меня подвел, но лишь однажды. Выброс радиации – приемлемое оправдание. Кроме того, мне нужно время на переработку бизнес-плана, так что все к лучшему.

Радиация. Его ситуационная легенда.

Пенни подняла голову и приосанилась. Глядя на ее красное платье и черные легинсы, Кин вспомнил, что подобная мода существовала и в той, прошлой эпохе. Хезер называла ее стилем шестидесятых. Единственным заметным отличием была способность нынешних текстильных пикселей менять цвет в зависимости от освещения и обстановки.

Пенни переступила с ноги на ногу – раз, другой – и Кин заметил, что глаза шестидюймовой голограммы полны слез.

– Маркус сказал, что ты едва выжил, выполняя приказ, и что поправишься через несколько дней. Шрамы от ожогов пройдут. Еще он сказал, что теперь ты выглядишь чуть старше и несколько недель тебе придется носить старомодные очки, но с ними у тебя… мм… благородный вид. Они добавят тебе привлекательности. Знаешь, пока тебя не было, я каждый день пекла печенье с шоколадной крошкой, а когда обнаружила, что печенюшек уже сотня, Маркус посоветовал придержать коней.

Она еле слышно рассмеялась, хотя по заостренным скулам текли слезы.

– Но я сильная, – пошутила Пенни и приняла позу культуриста, демонстрирующего бицепс. – Да, сильная. Знаю, ты справишься с этой бедой. Ну а пока я составила список.

Пенни улыбнулась, и Кин понял, что тоже улыбается голографической фигурке.

– Название списка – «Семь причин скучать по Кину». Во-первых, кошка не согревает постель по ночам. Во-вторых, я до сих пор не убедила тебя, что собственноручно приготовленная еда куда лучше быстрых полуфабрикатов.

– Она не знает, что теперь я умею готовить, – шепнул Кин Маркусу и наморщил лоб.

– В-третьих, Маркус постоянно требует, чтобы я смотрела с ним футбол. Приходится, хотя я терпеть этого не могу. В-четвертых, кому-то надо сдерживать твою буйную фантазию. В-пятых, подопечные центра спасения кошек «Мяуями» остро нуждаются в передержке, и, если не поторопишься с возвращением, я не стерплю и возьму подружек для Акаши. В-шестых, вступив в официальный брак, мы получим более выгодную ставку по кредиту. А в-седьмых… – Пенни закрыла глаза и на несколько секунд задержала дыхание. – …я люблю тебя. С твоим футболом, полуфабрикатами, нежеланием вставать по утрам и ужасным бомбейским панк-роком, под который ты тягаешь штангу.

(На самом деле этот стиль назывался «винтажный бомбей-панк». Воспоминания возвращались с пугающей скоростью.)

– Люблю тебя вместе со всеми причудами. Возвращайся домой, ко мне.

Кин прочувствовал всю искренность этих слов. Жаль, его эмоциям недоставало сравнимой глубины. Но разве может быть иначе, когда многослойные воспоминания – старые вперемежку с новыми – тянут тебя в противоположных направлениях?

Его размышления прервал еле слышный хлопок: Пенни сомкнула ладони и сплела пальцы.

– В общем, так. Этого ты не видишь, но Маркус