Ольга Чигиринская - Мятежный дом

Дик скверно улыбнулся.

- А когда они окажутся опять в моих руках, - сказал он, - куда мы сможем податься? Где мы спрячемся, если вы нам не поможете?

- Именно, - промурлыкала глава синоби голосом доброй бабушки. – Ты назначил ценой своего сотрудничества как раз то, что сделает его… практически рабством. Я же говорю – нужно уметь назначать цену. Сейчас леди Констанс в полной безопасности, и Брюсы вряд ли получат ее в ближайшее время. Переговоры затягиваются, поскольку, во-первых, синоби их саботируют потихоньку, а во-вторых, Брюс не дурак и прекрасно понимает, что мы хотим его замазать в этом деле – а ему замазываться никак не с руки. Он дал бы очень много, чтобы убийство организовали мы сами, а мы делаем невинные глаза и говорим, что лично у нас нет причин против нее враждовать, а уж как они решат вопрос – нам безразлично. А сами между тем подталкиваем Шнайдера к старому варианту: вернуть ее мужу за выкуп. Нам ведь все равно, какого имперского доминатора шантажировать. Но вот для нее это не вариант, сынок. Потому что Шнайдер и Совет Капитанов согласятся передать ее в руки мужа только на одном условии: чистка памяти. Причем полная, не полировка подлинных воспоминаний вложенными, как у гемов, а необратимая.

- Что это значит? – не понял Дик.

- Ну, как бы тебе понятно объяснить, если я сама не нейротехник… Если представлять себе механизм запоминания в нашем мозгу, то информация у ас записывается так: некоторые клетки как бы цепляются хвостиками друг за друга. Это примитивно, но я сама способна понять нейрофизиологию только на этом уровне. Так вот, мы никогда не можем сказать, какая именно информация содержится в каждой конкретной цепочке клеток, связанных хвостиками. Мы можем сказать только – когда эта связь установилась. С точностью до часа и минуты. Чистка памяти – жестокая процедура, в ходе которой нейрощупы разрывают эти хвостики. Клетки при этом гибнут. Информация исчезает невосстановимо. Чтобы гарантировать себе безопасность, мы должны будем разорвать все, что образовалось в течение последнего года. И риск зацепить при этом нечто важное повышается. Если бы речь шла об информации, записанной в последние два-три часа – такие чистки переносятся безболезненно. Но целый год… Большие омертвевшие участки коры… Она неизбежно забудет многое из того, что не имеет к нам никакого отношения – потому что через эти участки пролегали другие связи… Она может не узнать мужа. Не узнать сына…

- Что же вы предлагаете?

- Протянуть время до того момента, когда нам уже не нужно будет скрывать местонахождение Картаго, - сказала женщина. – И отправить леди Констанс чрезвычайным послом в Империю.

- Это сколько? Пятнадцать лет? Двадцать?

- Уверяю тебя, дитя: даже двадцать лет плена лучше, чем глубинная зачистка памяти.

- Можно подумать, вы пробовали то и другое – и можете сравнивать.

- Можно подумать, могу, - жестко ответила женщина. – Мне в юности довелось пережить глубокое сканирование. Я потом год не могла запомнить, где у меня правая рука, а где левая. А с Моро ты и сам знаком.

- Моро? – удивился Дик.

- Он самый, не прикидывайся. Он после того, как его личность перенесли в клона, вообще спятил. Понимаешь, для этой процедуры мозг хозяина сканируют полностью. Считывают все связи – и при этом разрушают. А при помощи другого наношлема в мозгу клона, детском мозгу, эти связи воссоздают с максимальной точностью. Мы, - женщина усмехнулась, - не можем сказать, что именно записано в каждой конкретной цепочке. Но лишь до тех пор, пока эту цепочку не воспроизвели в другом мозгу. Но, несмотря на все усилия сохранить мозг клона чистым, связи в нем все-таки образуются. Хозяин ведь не хочет получить тело, делающее под себя – он тренирует рефлексы клона. Воспрепятствовать образованию зачатков личности невозможно. И вот на эту зачаточную личность обрушиваются воспоминания человека зрелого. Даже старого… Знаешь, мальчик, бывает так, что человек владеет нужной информацией – но извлечь ее уже никак невозможно. Один раз клану потребовалось узнать, что содержится в мозгу умирающего синоби. Он проник туда, куда должен был и добыл требуемую информацию, но не сумел с ней уйти. Он попал к связному смертельно раненым, и все, что тот мог – считать все связи за последние сорок шесть часов. А потом стали искать добровольца для имплантации этой связи… Вызвалась я. Мне было тринадцать лет.

Она не лгала. Такие глаза не лгут. Или за девяносто лет жизнь можно научиться и так лгать?

- Просто странно, что не использовали гема, - проговорил Дик.

- Гем просто не смог бы ничего рассказать об увиденном. Потому что не смог бы понять. Нужен был мозг достаточно юный, но при этом… компетентный. В меру. Информацию записали, я подробно изложила все, что стало отныне частью моей памяти… а потом это стерли.

- И вы год не могли понять, где правая рука, где левая.

- А сны о том, как меня убивают из игольника, и сейчас иногда вижу, - улыбнулась старушка. – За несколько часов кусок чужой памяти стал моей и перезаписался в другой участок. Переживание смерти сильно впечатляет…

Аэша Ли написала пальцем на пыльном полу «впечатление» - знаками «печать» и «образ».

- И если мне с головой хватило сорока шести часов чужой жизни, чтобы целый год чувствовать себя… неуверенно – то понятно, почему каждый пятый из тех, кто переносил в клона свою личность, идет вразнос.

«И эти люди», - подумал Дик, - «удивляются, что мы верим в ад… А сами мучают друг друга как демоны»

- Зачем вы рассказываете мне все это?

- Чтобы ты знал, с кем твоя война.

- Эта война сегодня закончилась. Я не враждую против калек.

- Даже если калеки угрожают твоим близким? Боя, великодушие, за которое расплачиваются другие, может показаться кому-то добродетелью – но не мне…

- Я не сказал, что не убью его, если понадобится. Я сказал, что он мне больше не враг.

- Ну, если речь идет о твоем личном отношении и не более того – то здесь ты волен распорядиться собой как угодно.

- Вы сказали, чем готовы расплатиться со мной. Но чего вы хотите от меня?

- Я же сказала: того же, что и ты сам. Мира с Империей, перестройки экономики, по возможности – освобождения гемов. Просто продолжай в том же духе, а мы поможем.

Дик расставил бы приоритеты иначе, но тут особенно перебирать не приходилось. Он, по правде говоря, чувствовал себя неловко. Он знал, что дьяволу нельзя продавать душу, и готов был отстоять свою любой ценой – но что делать, когда дьявол не хочет твоей души, а вместо этого предлагает свою?

- Но это же… измена.

- Несомненно, - сказала старушка, - если меня – или, скажем, Ройе, поймают за руку, мы будем казнены как изменники. Но сама я смотрю на вещи несколько иначе, боя. Изменой было бы позволить дому Рива погибнуть в безнадежной войне или сгнить на задворках человеческой цивилизации.