Владимир Михайлов - Особая необходимость (Журнальный вариант)

— На пуговицу? — с сомнением сказал Сенцов. Скептически повертел пуговицу двумя пальцами. Она послушно повернулась, и разрез комбинезона начал медленно исчезать, словно невидимая «молния» соединяла оба его края так, что не оставалось даже следа.

— Можно и на пуговицу, — победоносно сказал Сенцов. — Ага, а это, очевидно, для шлема… Ясно. Ну, одевайся.

— Зачем? — спросил Раин.

— Сейчас я надену шлем. Не думаю, чтобы скафандры стояли у них не готовые к выходу. Это противоречит логике… Значит, в них должен быть кислород. Если это действительно так, в них мы дойдем до ракеты.

— А если…

— А если нет, тогда… Тогда ты еще раз спасешь меня.

…Через несколько минут оба с надетыми шлемами уже стояли перед входным люком. Странно: кислород в скафандры поступал, хотя никаких баллонов не было.

За ними захлопнулась дверь, закрывая вход в ракету. Потом стал медленно втягиваться люк.

— Смотри! — вскричал Раин. — Смотри-ка, свет!

Сенцов его не услышал: радиосвязь в этих скафандрах — если она была — они не сумели включить. Раин не видел и лица Сенцова: снаружи шлемы казались непрозрачными, хотя изнутри все было отлично видно. Но Сенцов и сам увидел свет и порывисто поднял обе руки, словно вместо этого неверного, дрожащего сумеречного освещения увидел настоящее земное солнце…

Медленными шагами они пересекли зал. Руки и ноги тонули в складках скафандров. Оба думали об одном и том же: раз есть свет, почему бы и дверям не оказаться в порядке?..

И действительно, дверь открылась легко, словно это и не она заставила их пережить нелегкие минуты. Сенцов бросил прощальный взгляд на чужую ракету.

— Ну, — сказал он ей, — пока…

Но, конечно, он не думал, что свидание состоится так скоро и таким образом. Иначе он, возможно, и не стал бы говорить «пока».

— …Иначе я не стал бы говорить «пока», — закончил Сенцов. — Вот так все и случилось… Кстати, из ваших объяснений я понял, почему мы оказались взаперти. Но отчего механизмы снова начали действовать?

Коробов взглянул на Калве. Тот по-прежнему сидел с закрытыми глазами: уж не заснул ли от усталости? Коробов потянул его за рукав. Тогда Калве медленно, как сквозь сон, ответил:

— Что же удивительного, машина такой мощности имеет возможность вместо неисправной подключить другую секцию. А может быть, это вещество регенерирует. Не разобравшись, трудно сказать.

— Да… — протянул Коробов. — Но каким образом ваш счетчик оказался все-таки в ангаре совсем в другой стороне? Он ведь и сбил нас с толку.

— Какой это счетчик? — недоуменно спросил Сенцов.

— Да вот этот! — ответил Коробов, доставая злополучный приборчик из кармана.

— Мы не брали никакого счетчика, — сказал Раин. — Или, может, ты брал?

— Нет, — сказал Сенцов, внимательно разглядывая прибор. — Нет, и я не брал. Постой-ка, постой… Ну, конечно!

Он сжал счетчик в руке, выпрямился.

— Действительно, наш. Ленинградская марка. Но как он… А может быть, вы сами? А? Петро? Лаймон?

— Дай-ка, — сказал Раин. Взял счетчик. Приблизив к глазам, осмотрел. Усмехнулся. — Нет, не наш.

— По-твоему, марсиане пользуются ленинградскими счетчиками?

Вместо ответа Раин указал на чуть заметную метку на торце прибора.

— Читай: «А-4»… Четвертая автоматическая, — сказал он. — Это счетчик с автоматической ракеты. Только как он сюда попал?

— Глаза астронома… — сказал Сенцов. — Да, твоему зрению позавидуешь. Значит, до нас здесь побывала хотя бы одна из наших исчезнувших автоматических ракет… Вы ее не заметили?

— Там не было ракеты, — в один голос сказали Коробов и Калве.

— Еще одна загадка! Вот и работа нам нашлась: разузнать, что стало с той ракетой.

— Наверное, то же самое, что с нашей, — сказал Азаров. — Эти автоматы, по-моему, специально натренированы приготовлять из всех ракет, что попадают им под руку, колбасную начинку.

— Кстати, — спросил Сенцов, — есть не хотите?

Никто не ответил.

— Что же это вы, а? — укоризненно сказал Сенцов. — Все робинзоны начинали с того, что прежде всего как следует наедались. Говорят, на полный желудок легче переносить…

Снова никто ему не ответил. Калве продолжал сидеть, погруженный в думы. Коробов встал, начал расхаживать по каюте, подходил то к одной, то к другой стене, внимательно разглядывал сосуды, кнопки, пустые рамки, что-то бормотал или напевал под нос. Насупившийся Азаров следил за ним взглядом; наконец, когда Коробов запел особенно громко и особенно фальшиво, не вытерпел:

— Ну, кончай ты, ради бога. Не мелькай перед глазами и не пой! Тут и без твоего музицирования тошно.

Коробов, ничуть не обидевшись, тотчас же умолк. Сенцов сказал:

— Ну что ж, так и будем молчать? Положение наше, как говорится, не самое веселое. Но вот мы с Раиным, например, вообще думали, что конец пришел! И все же на этот раз автоматы нас не одолели.

— Но в будущем это не исключено! — вставил Азаров с нервным смешком.

— Ну-ну, не так-то это просто, — успокаивающе сказал Сенцов. — В конце концов нас пятеро — это больше, чем тысяча автоматов.

— Пока счет не в нашу пользу…

— Все это было слишком неожиданно. При подготовке космонавтов на Земле еще не читают курса поведения в чужих местах, — сказал Сенцов.

— Скоро начнут, — усмехнулся Коробов.

— Да, если мы сможем добраться до Земли или хотя бы сообщить на Землю обо всем случившемся… — сказал Сенцов. — Мы не имеем права подвергать риску другие корабли, которые, безусловно, еще пройдут к Марсу. Надо их предупредить, чтобы не повторяли наших ошибок.

— Какие ошибки? — спросил Раин. — Ну, хорошо, мы с тобой могли и не выйти на поверхность. В таком случае мы все пятеро оказались бы вместе с ракетой в ангаре. Ну, а потом? Чем объяснить нападение роботов? Опять нашей ошибкой? Какой?

— Не знаю, — откровенно сказал Сенцов. — Но это-то нам и надо установить, чтобы на нашем опыте учились другие. Трудно, конечно, сказать, чем руководствуются роботы и логические устройства другого мира…

— Программой, — внезапно, не открывая глаз, сказал Калве. — Только программой.

— А почему у них должна быть такая программа, чтобы уничтожать чужие ракеты? Ведь случай довольно редкий, вряд ли для него могла быть выработана программа.

Калве открыл глаза, сел прямо.

— В том-то и дело, что такой программы не было, — сказал он. — В том-то и беда.

— Что-то уж очень туманно, — проюворил Сенцов. — Ты, Лаймон, давай без загадок и иносказаний.

Калве хмуро посмотрел на него. То ли он так тяжело переживал потерю своих любимых кибернетических устройств, то ли какая-то мысль тяготила его, но Калве было не узнать. От его всегдашнего благодушия не осталось и следа, движения стали нервными, порывистыми.