Ричард Маккенна - Ночь Хогги Дарна

— Они вывели установку из строя, — удивленно воскликнула Пайя. — Никогда раньше они не додумывались до такого! Остается надежда лишь на переносные аккумуляторы.

Да, стомперы применили новую тактику — вероятно, это было озарение, посетившее в предсмертный час Праотца-Стомпера. Островки фиолетового света на вересковой пустоши гасли один за другим; пение стомперов звучало еще яростнее, чем прежде, но людям показалось, что громкость его уменьшилась.

Приближался черед мужчины и девушки. Пайя и Коул, пригнувшись, отступили подальше от Корбина, укрываясь за каменной глыбой и громадами тел двух еще подергивавшихся стомперов. Когда Корбин потух, волна зловонного жара прокатилась над их головами. Повсюду сверкали вспышки пламени — уцелевшие бойцы отстреливались из ручных огнеметов, добивая тех стомперов, которые уже получили раны от бластеров. Люди торопились — они отыскивали в темноте переносные аккумуляторы и подключали к ним свои бластеры, чтобы вновь напитать их смертоносной энергией. Но их оставалось мало, очень мало — человеческий острое, тонувший в пронизываемом огненными росчерками мраке, таял с каждой минутой. Живое кольцо сокращалось — теперь оно составляло всего лишь тридцать футов в поперечнике.

Улучив момент, Бидграсс крикнул Моргану:

— Ничего, минутное торжество стоит им слишком дорого! Они платят цену, которая им не по карману… Эй, ты слышишь меня?

— Слышу, Старший по ярости, — откликнулся Морган. — Они скоро выдохнутся!

— Да. Арскот пускает огненный туман. Учти, им придется пройти здесь. А у меня остался всего один подзарядник…

— У меня — целых два, Старший по ярости. Возьми мой бластер!

К Коулу вновь вернулись чувства и голос.

— Я должен найти оружие! Праотец, дайте мне пистолет!

— Терпение, мой мальчик. Немного осталось. Дай великой мощи войти в тебя, — ответил старик.

…Стомперы устремились в атаку, и бой вспыхнул с новой силой. Военный клич противника послышался совсем рядом, и мужчина, крепко обняв девушку одной рукой, стал грозно размахивать боевой костью. Бластеры дали залп и погасли; пистолетный огонь ослабел. Но все больше и больше стомперов проносилось мимо людей, уклоняясь от схватки. И тогда мужчина увидел, как огненный туман, наползая с востока, укрывает — милю за милей — всю кромку леса.

— Теперь! — раздался позади него громкий голос. — Идем, мой мальчик!

Это был старый Бидграсс; он шел медленно, словно нес тяжелый груз, и был похож на древнего богатыря — с той лишь разницей, что сжимал у перетянутой ремнями груди бластер.

Крик подтолкнул Коула к действиям, и он увидел того, кто спускался по заваленному глыбами склону к вересковой равнине. Громадный, больше любого из виденных экологом, стомпер направлялся сюда. Он гордо нес свою голову с белым гребнем на высоте в тридцать футов над землей. Праотец-Стомпер!.. Душераздирающее пение раскатисто прозвучало над вереском. Хогги Дарн смотрел вниз мерцающим оком из самого сердца Девичьего дома.

Угрюмый старик прицелился и выстрелил. Ужасающая птицевидная фигура покачнулась, но продолжала идти, волоча по земле левое крыло. Бидграсс поджидал раненого врага, не стреляя, пока тот не поровнялся с ним. Тогда человек выстрелил снова. Голова стомпера дернулась — молния разворотила огромный клюв, но Праотец-Стомпер был еще жив. Его правое крыло-перчатка опустилось, а затем поднялось вверх — стомпер подхватил своего врага и вознес его на двадцатифутовую высоту, к расщепленному пеньку, что торчал у него вместо клюва.

Старик был крепко сжат пальцами, упрятанными в крыло, но правая рука оставалась свободной и бешено молотила воздух. Коул изо всех сил ударил своей боевой костью по ноге чудовища и громко завыл от ярости. И тут он увидел валявшийся на земле пистолет, по-видимому, выпавший из кобуры Бидграсса. Коул поднял его, но мощь вновь влилась в его голое тело, и он не использовал найденное оружие. Вместо этого он метнул кость в голову стомпера, чтобы отвлечь на секунду его внимание, и тут же перебросил пистолет старику. Коул знал — они не могут, не имеют права проигрывать.

Бидграсс ухватил пистолет, а когда голова монстра вновь повернулась к нему, навел ствол прямо на треугольный глаз и нажал на спуск. Красная струя плазмы ударила в глаз, пробила его и взорвалась в мозгу гиганта. Стомпер судорожно подпрыгнул, выронил своего убийцу, пробежал три шага и рухнул на землю.

В то же мгновение пение стомперов изменилось — теперь оно звучало, как скорбная похоронная музыка, в нем слышались плач и стенания. Коул уже где-то слышал подобное пение… Он напряг память и вспомнил — конечно же, так пели стомперы на бойне, когда мясники бросились топорами рубить им головы. Коул знал; Праотец-Стомпер умер навсегда — после семисотлетней кровопролитной борьбы.

Флайеры проносились над головами людей, их бластеры еще били по скалистым оврагам, но война уже завершилась. Великая мощь (если чувство нереальности происходящего и крайняя степень возбуждения и в самом деле были мощью) оставила Коула, и он стоял — обнаженный, чувствующий из-за этого некоторую неловкость, откровенно недоумевающий, чем он тут только что занимался. Затем он увидел девушку за спиною Бидграсса и взял себя в руки.

Крепкий старик устало улыбнулся.

— Мы победили, мой мальчик, мы выиграли эту войну, — сказал он. — Следующую задачу решать тебе.

— Да, я помогу вам, — заверил Коул.

— Ты возглавишь народ. О, я еще поживу на этом свете, хотя и не очень долго… Сотни лет назад было произнесено пророчество. До сегодняшней ночи люди вроде меня или Арскота думали, что это всего лишь поэзия, но Морган и другие экс-дикари всерьез верили в него.

— И в чем же оно состояло?

— Было предсказано, что в ту ночь, когда умрет Праотец-Стомпер, из леса явится обнаженный человек, и это будет новый Праотец-Человек. Он придет со своей прекрасной женой, вооруженный огромной человеческой костью, и будет править людьми, и обратит их усилия на выполнение величайшей задачи — задачи восстановления и исправления. Его… твой, мой мальчик, ритуальный титул будет звучать так: Старший в любви. А я… я отныне всего лишь сломленный годами старик… Прими же это бремя!

В горле у Коула пересохло. Он должен был что-то сказать!

— Я принимаю его… — сказал он.