Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Мы застали Дрину в персиковой роще. Она скорчилась на солнцепеке с персиком в одной руке и портативным анализатором в другой. У нее были густые темные волосы, которые она собирала в пучок на затылке, бледная кожа, высокие славянские скулы и сросшиеся брови, которые придавали ее лицу, когда она хмурилась, сострадательное выражение. Она всегда напоминала мне лягушку, не потому, что была сложена, как лягушка, а потому, что любила принимать лягушачьи позы. Вот и сейчас она сидела на корточках, разведя колени и наклонившись вперед, и пристально разглядывала персик. Кончик языка коснулся верхней губы, да так и застыл.

— Привет, Дрина, — сказал я. Остановившись рядом с ней, я поднял упавший персик, стряхнул с него буро-зеленую грязь и надкусил. Мой рот наполнился восхитительным сочетанием вкуса и аромата — манго, хурма, персиковое мороженое, печеное яблоко с корицей; твердая сочная мякоть под нежной кожицей. От пьянящего послевкусия закружилась голова.

— О, боги. Ты не поверишь, до чего вкусно, Крэнстон.

Дрина облизнулась. Персик, который она держала в руке, придвинулся ближе к губам.

— Остановись! — крикнул Крэнстон, удерживая ее руку.

— Что такое? — Она потрясла головой, посмотрела на персик в руке и уронила его.

Я откусил еще раз. По телу уже разливалась приятная расслабленность, заставляя меня беззаботно улыбаться. Мне стало интересно, сколько же персиков я съел в Перводень. Может, я расслабился до смерти?

— Он съел персик, — сказала Дрина Крэнстону.

— Он модифицирован.

Она встала и внимательно посмотрела на меня.

— Погодите минутку. Я ведь думала, ты умер.

— Совершенно справедливо, — сказал Крэнстон.

— Погодите! Ты был мертв! Ева даже разрезала тебя!

Я расправился с персиком и облизал пальцы. У персиков не было косточек. Я не знал точно, как размножаются деревья с листьями-ложками — это была Дринина епархия. Мой взгляд неудержимо притягивали другие фрукты, валявшиеся на земле. Все они выглядели очень соблазнительно. Я нагнулся за очередным персиком, но решил, что лучше будет остановиться.

— Я не чувствую тошноты, ни в малейшей степени. Мне очень хорошо. Может, нам стоит пойти в лабораторию и проверить все это, — сказал я.

— Может, нам стоит сообщить совету, что с тобой происходит нечто странное, Джейк! — сказала Дрина. — Я думаю, тот факт, что ты не мертв, весьма примечателен.

— Она права, — сказал Крэнстон. — Не понимаю, почему я сам не подумал об этом.

Она подошла ко мне поближе, осмотрела мое лицо, затем руки. Я тоже посмотрел на руки. Моя кожа приобрела зеленоватый оттенок.

— Я тоже хочу такую модификацию, — сказала Дрина. И вновь облизнулась.

— И я, — сказал Крэнстон.

— Мне придется поработать над этим.

— Зачем?

— Вы, ребята, сами сказали, что я умер. Не думаю, что убивать кого-либо — хорошая идея.

— Идемте в лабораторию, — предложила Дрина.

Я взял персик, и мы покинули рощу.

— Какую функцию выполняют эти штуки, кроме того, что они зреют, падают и разлагаются? — спросил я Дрину. — Имеют ли они какое-то отношение к репродукции?

— Нет, — ответила Дрина. — Деревья с листьями-ложками размножаются при помощи подземных узелков. Пчелы-землеройки производят перекрестное опыление. Функцию персиков мне так и не удалось установить, если не считать их способности опьянять животных; впрочем, смысл этого действия тоже непонятен. В чем заключается предназначение этих деревьев?

— В первый год нашего пребывания здесь они ведь воняли, не так ли? — Я понюхал персик, который держал в руке. Нектар. Амброзия. Я помнил, как анализировал один из них в первый год. Это был один из множества анализов, но Крэнстон прав: первоначально я пришел к выводу, что персики ядовиты. Вообще-то мы их называли мочевыми фруктами. Как странно.

— Я прихожу к заключению, что ты модифицировал наши вкусы, — сказал Крэнстон.

— Чисто случайно, — сказал я. — Могу я попросить у тебя анализатор, Дрина?

Она протянула мне прибор, и я просканировал персик. Результаты оказались похожи на те, что я получил, впервые анализируя фрукт вскоре после прибытия. Но в этом я не мог убедиться, не проверив своих старых записей.

Меня начали одолевать странные мысли. Я был опытным генным инженером, но что значит мой опыт? Эмери не походила ни на одну другую изученную планету, и мне приходилось все изобретать по ходу дела.

Что ж, это была моя работа. Однако модификации шли на удивление благополучно. Ни одной из обычных ошибок, описанных в полевых исследованиях других колоний. Можно было приписать это моей и Дрининой квалификации, но, возможно, в дело вмешался некий неизвестный фактор.

Я сохранил результаты на Дринином анализаторе и вернул его. Лес закончился, и началась территория колонии; переход почему-то показался мне излишне резким, хотя все наши здания, сделанные из смеси местной почвы и мгновенно застывающей пены, были окрашены в зеленоватые тона, гармонирующие с окружающим пейзажем.

В домах из матового стекла одна за другой открывались двери. Люди выносили столы и стулья в палисадники перед домиками и офисными зданиями. Другие несли корзины с хлебом и выпечкой или подносы с чайниками, чашками, салфетками, сахарницами и молочниками. Время пить чай, непременный перерыв в деловой рутине, который всегда раздражал меня. А что, если вы на пике вдохновения? Ланч тоже меня здорово раздражал.

Черт. Больше всего меня бесила необходимость спать. Какая трата времени!

— Джейк? — окликнул меня кто-то. Мы направлялись к двери амбулатории. В палисаднике стояла Ева.

У нас с Евой были близкие отношения в первый год, но потом мелкие придирки переросли в глобальное недовольство друг другом, игнорировать которое уже было невозможно. Она выглядела по-прежнему хорошо, смуглая, гибкая, и пахло от нее тоже здорово, хотя и не так, как раньше. Сейчас от нее исходил запах острых перчиков, поджариваемых в оливковом масле. Чудно.

В руках она держала голубой чайник, впрочем, недолго. Она уронила его. Он запрыгал по земле, крышка отлетела в сторону, чай расплескался.

Облизав пальцы, я понял, что незаметно для себя прикончил персик, который только что анализировал. Мягкое опьянение согрело меня. Я улыбнулся, чувствуя себя полным идиотом, впрочем, идиотом расслабленным и счастливым.

— Эй, привет, — сказал я.

— Ты же умер, — охнула она.

— Да, я об этом слышал.

— Я копалась в твоем теле. Я вырезала секции…

— Странный способ возобновлять знакомство, — сказал я. — Не думаю, что я тебе очень понравился в той ситуации.