Тим Пауэрс - Ужин во Дворце Извращений

— Ясное дело, — ответил худой. — Слыхал, его нет в живых?

— Слухи доходили. А что случилось?

— Да на одного чертова избавильщика напоролся.

— На одного из этих, наемных, — уточнил старик. — Говорят, это был Грег Ривас, тырил какую-то девку обратно к родителям. Так ты был знаком с Фрейзи?

Ривас пожал плечами.

— Провернул с ним пару делишек.

Двое мужчин на козлах, похоже, немного успокоились. Худой снял свой котелок и заглянул в него.

— Ну и куда ты дальше за новой Кровью? — спросил он, явно обращаясь к своей шляпе.

— Да есть у меня еще запасец, припрятал в канализации у Ханнингтен-тауна, — Ривас предполагал, что внутри фургона заперты по меньшей мере две девушки — иначе с какой стати Сойкам было бы так яростно обстреливать повозку, а то, что эти двое остались живы, говорило о том, что пастыри Соек их все-таки упустили. Похищенных у Соек девиц почти всегда привозили в Ханнингтен-таун, откуда морем переправляли в Венецию, ибо уж там-то умиротворяющей Крови было в достатке. Возможно, главной проблемой у сутенеров было то, что продвинутые женского пола — в отличие от менее популярных у клиентов мужчин — никогда не доходили до отрешенного от всего состояния вещателей, так что использовать их можно было, только постоянно успокаивая дозами Крови.

Худой напялил свой котелок обратно на повязку.

— Ханнингтен нам по пути.

— Угу, можем подвезти, коли хочешь, — сказал старик.

— Спасибо, — улыбнулся Ривас, забираясь на колесо и стараясь при этом не задеть свой больной палец. — Я расплачусь, когда мы приедем туда.

— Садись ко мне, сынок, — пригласил его старик. — Найджел посидит и на крыше.

— Не возражаю, — согласился Ривас, усаживаясь на козлы на место перебравшегося назад Найджела. Остатки тумана сползли в залив, и в воздухе разлился запах нагретого солнцем эвкалипта. Старик встряхнул вожжами, и фургон тронулся с места.

— Нужно пополнить запас товара, — заметил старик, — можешь сплавать с нами на север, в Венецию. Лишняя пара рук на борту никогда не помешает, и потом, сдается мне, чертовы пастыри повредили шварты и половину такелажа.

— Что ж, звучит соблазнительно, — отозвался Ривас, напомнив себе мысленно, что никакая сила на земле не заставит его прибыть в Венецию с моря — на берег, где ковыляли, ползали и плавали по каналам отравленного Инглвуда самые ущербные обитатели этого города… или на узкие, то и дело меняющие очертания пляжи, разноцветный песок которых был усеян пузырями спекшегося стекла и древними, но почему-то упорно не желающими разлагаться осколками костей… и уж менее всего под кров сооружения, известного как Дворец Извращений.

Все годы в Венеции Ривас гордился своей репутацией самого отъявленного сорвиголовы, плавая при луне по каналам, которые многие и днем-то обходили стороной, участвуя в самых безрассудных дуэлях. Но даже тогда он сознательно не приближался ко Дворцу Извращений ближе, чем на несколько кварталов. Однако и историй, что доходили до него об этом месте, хватало, чтобы по ночам ему снились кошмары. Рассказывали о фантастических башнях и шпилях, оставлявших на небе черные царапины, так что даже ясным днем сквозь ажурные ребра его верхних этажей светили звезды; о потерявших человеческий облик существах, плачущих в зарешеченных окнах его закоулков. Порой подобных чудовищ находили умирающими в каналах, вытекающих из высоких дворцовых арок, и некоторые из них даже говорили по-человечески. Рассказывали о деревянных водостоках-горгульях, корчившихся в невыразимых муках дождливыми ночами и кричавших голосами, в которых многие узнавали голоса своих пропавших друзей… Место это считалось самым злачным из всех ночных клубов города. Ривас вдруг вспомнил девицу, с которой крутил роман — разумеется, недолгий. После того, как он по обыкновению бесцеремонно порвал с ней, та, плача, заявила ему, что наймется официанткой во Дворец Извращений. Он так и не заставил себя поверить в то, что она выполнила это свое обещание, — даже, несмотря на то, что в один прекрасный день рыбаки вытащили на берег похожее на моржа чудище и принялись его разделывать, а оно уставилось на него своими глазищами и, умирая, прошептало прозвище, которым называла его в свое время только та девица…

Фургон-корабль катился на юг по старым улицам. Солнце поднялось выше, и они поехали немного быстрее, потому что старик кучер теперь лучше видел бугры и рытвины на дороге. Первые полчаса Ривас не задавал вопросов насчет девиц внутри фургона, стараясь не выдавать своего интереса к этому промыслу. Однако мысль о том, что Ури может в настоящий момент находиться прямо под ним, не давала ему покоя, так что в конце концов он не выдержал.

— Сколько вам удалось набрать на этот раз? — с деланным безразличием спросил он, ткнув вниз своим порезанным пальцем.

— Четверых, — сказал старик. — А может, их уже только три. Найджел иногда глушит их слишком сильно.

— Сука, — откликнулся сзади Найджел.

— Найджел у нас не слишком церемонится с дамами.

— Угу, особенно с оцыпляченными, — согласился Найджел.

— Ясно, — кивнул Ривас.

Господи, подумал он, ну и парочка. Если мне удастся придумать способ вывести их из строя, прежде чем отчалить, я это сделаю. А если Ури здесь, я их убью. А если Ури здесь и она мертва, я…

Он отвернулся словно для того, чтобы посмотреть в глубь побережья, потому что испугался, что его обаятельная улыбка сменилась менее приятным выражением лица. Несколько шаров перекати-поля катились параллельно их фургону, напоминая скелеты каких-то шарообразных животных; когда они докатились до бугорка и на мгновение подлетели в воздух, Ривасу показалось, будто он видит на одном из них розоватое пятно… но тут старик снова заговорил, и Ривасу пришлось повернуться и слушать его.

— Меня звать Леденец, — сказал старик.

С десяти попыток, подумал Ривас, я и сам догадался бы.

— А я Пого Поссум, — представился он по наитию: вряд ли кто-нибудь из этих двоих читал книги. — Давно в этом… бизнесе?

— С шестого года прошлого Туза. И Найджел, и я, оба. Мы шатались по этим местам, когда молодой Сойер начал собирать последователей. Черт, да я ведь жил в Ирвайне, в доме, который нынче за белыми стенами остался… то бишь оставался до того большого взрыва в последний год того Туза.

Ривас кивнул. Слухи о ночной вспышке и оглушительном грохоте из-за белых стен — и неизбежные домыслы насчет того, что сам Сойер погиб при этом взрыве, поскольку сразу после этого он удалился от мира, запершись в Священном Городе, — потрясли самые основы веры. Именно тогда Ривас, которому исполнился двадцать один год, воспользовался замешательством и без лишнего шума слинял от Соек в Венецию.