Роберт Силверберг - Маски времени

— Чуть позже, — сказала Марта-Сидни, — я покажу, где я подключаюсь.

— Как часто тебя надо перезаряжать?

— Иногда два, иногда три раза за ночь. Все зависит от обстоятельств.

Ей было чуть больше двадцати, и она очень походила на студентку университета. Может, она была роботом, а может, просто девочкой, работавшей по вызовам. Но она вела себя безупречно — по крайней мере лучше, чем живые интеллигентные представительницы женского пола, занимающиеся подобными вещами. Я не решился спросить, давно ли она в такой должности.

Из-за снега мы обедали в столовой отеля. Это было старинного типа местечко с канделябрами, тяжелыми драпировками, официантами в вечерних костюмах и гравированным меню, длиной в один ярд. Я очень обрадовался этому: меню уже давно устарели, поэтому было приятно делать выбор с помощью отпечатанного листка, когда рядом стоит живой человек с карандашом и блокнотом в руках как в старые добрые времена.

Все оплачивало правительство, поэтому мы недурно пообедали французской икрой, салатом из устриц и черепашьим супом. Немыслимо роскошная трапеза для двоих. Устрицы казались пищей богов. Такие я пробовал лишь в молодости. Последний раз я ел их на двухсотлетней ярмарке — когда они стоили пять долларов за дюжину из-за загрязнения. Я могу простить человечеству уничтожение дронта, но не исчезновение атрибутов голубой крови.

Насытившись, мы поднялись наверх. Очарование вечера слегка омрачилось неприятной сценой в вестибюле, где на меня налетели репортеры, пытаясь выяснить подробности.

— Профессор Гафилд…

-..правда, что…

-..несколько слов по поводу вашей теории…

-..Вонан-19…

— Не комментирую. Не комментирую. Не комментирую.

Мы с Мартой запрыгнули в лифт. Я нажал на кнопку индивидуального управления номера — даже несмотря на старинность в отеле присутствовали признаки современности — и мы оказались в безопасности. Она застенчиво посмотрела на меня, но это длилось недолго. Она была стройной и гладкой, представляя собой гармоничное сочетание розового и золотого. И совсем далека от робота, хотя я нашел место ее подключения. В ее объятиях я смог позабыть о человеке из 2999 года, являвшегося угрозой апокалипсистам, и о пыли, которая накапливалась на моем письменном столе в лаборатории. Если существуют какие-то блага для помощников президента, то пусть они снизойдут на Санди Кларика.

Наутро мы позавтракали в номере, приняли вместе душ, словно молодожены, после чего смотрели в окно на остатки ночного снега. Она оделась. Ее черное пластиковое прозрачное облачение казалось неуместным в утреннем свете, но она все равно была хороша. Я знал, что больше не встречусь с ней. Уходя, она сказала:

— Лео, ты когда-нибудь должен рассказать мне об обращении во времени.

— Я ничего об этом не знаю. Прощай, Сидни.

— Марта.

— Для меня ты навсегда останешься Сидни.

Я нажал на включение двери и вышел на коммутатор отеля, когда она вышла. Как я и предполагал, были десятки звонков, но все они остались без ответа. Коммутатор поинтересовался, отвечу ли я на звонок мистера Кларика. Я ответил, да.

Я поблагодарил его за Сидни. Это немного озадачило его.

— Ты сможешь подойти к двум часам в Белый дом? Мы проводим объединенное совещание.

— Разумеется. Что нового из Гамбурга?

— Ужасные новости. Вонан стал причиной мятежа. Он зашел в один бандитский бар, где выступил с речью, заявив, что самым продолжительным историческим подвигом германцев явился Третий рейх. Похоже, это все, что он знает о Германии. Он начал восхвалять Гитлера, при этом перепутав его с Карлом Великим. Власти вовремя утащили его оттуда. Сгорела половина блока ночных клубов, прежде чем появились огнетушительные танки, — Кларик откровенно оскалился. — Наверное, мне не следовало тебе этого рассказывать. Тебе еще не поздно выйти из игры.

— Не тревожься, Санди, — вздохнув, отозвался я. — Я уже в упряжке. Это единственное, что я могу сделать для тебя… после Сидни.

— Увидимся в два. Мы пришлем за тобой и доставим через тоннель, потому что я не хочу, чтобы к тебе приставали эти придурки-репортеры. Сиди смирно в номере, пока я не появлюсь у твоих дверей.

— Хорошо, — сказал я.

Оставив видеотелефон, я обернулся и увидел, что через порог просочилась зеленая слизь. Это был жидкий аудио-датчик, наполненный молекулярными подслушивающими устройствами. Меня атаковали со стороны коридора. Я быстро подошел к дверям и наступил на лужу.

— Не делайте этого, доктор Гафилд, — произнес тонкий голос. — Я хотел бы поговорить с вами. Я из ОСРУ…[2]

— Убирайтесь.

Я продолжал размазывать лужу ногой. Оставшуюся массу я вытер полотенцем. Затем наклонился к полу и объявил всем впитавшимся в деревянные части подслушивающим устройствам:

— Ответ все тот же: не комментирую. Убирайтесь. В конце концов мне удалось избавиться от него.

Я отрегулировал дверной механизм так, что стало возможным убрать любое молекулярное уплотнение из-под двери. Чуть раньше двух появился Санди Кларик и протащил меня по подземному тоннелю в Белый дом. В Вашингтоне масса подземных сообщений. Мне говорили, что можно добраться откуда угодно куда угодно, если знаешь маршрут и пароли, позволяющие пройти мимо сканеров. Тоннели располагались на различных уровнях. Я слышал про автоматизированный публичный дом, находящийся на шестом подземном уровне под зданием Конгресса США. Он используется только для нужд конгресса. Предполагают, что где-то под широкой парковой магистралью Молл проводит свои эксперименты по мутагенезу Смитсоновский институт, размножая биологических монстров, которые никогда не видели света божьего. Как и все, что обычно рассказывают о столице, эти истории, как мне кажется, апокрифичны. Но правда, как всегда, — если мы вообще когда-нибудь ее узнаем, — будет в пятьдесят раз ужаснее. Это дьявольский город.

Кларик провел меня в помещение со стенами из бронзы, находившееся в западном крыле Белого дома. Там уже сидело четыре человека. Трех из них я узнал. Высшие слои научного мира заселены крошечными кликами, родственными связями и самоувековечиваниями. Мы все знаем друг друга, благодаря междисциплинарным совещаниям того или иного плана. Я узнал Ллойда Колфа, Мортона Филдса и Астер Миккелсон. Четвертый из присутствующих поднялся и сказал:

— Не думаю, что мы встречались раньше, доктор Гафилд, я — Ф. Ричард Хейман.

— Разумеется! Спенглер, Фрейд и Маркс! Это было очень занимательно, я взял его руку. Она была влажной. Думаю, что мои пальцы тоже вспотели, но он пожал руку необычайно осторожно — манера, характерная для центральных европейцев — когда они слабо пожимают пальцы другого. Мы оба что-то пробормотали по поводу приятности знакомства.