Владимир Михайлов - Баллада о сыне из сновидений

Собственно, из этого и состояли наши редкие встречи: мы бродили по городу, который каждый раз был иным, и разговаривали. Иногда, когда я уставал (он - никогда), присаживались где-нибудь, где были скамейки. Темы для разговоров всегда находились: слишком уж не похожими друг на друга были миры, в которых мы обитали. Не просто непохожими: несовместимыми. Здешние обитатели никогда не появлялись у нас - во всяком случае, в нынешнем своем качестве. А таких, как я, кому время от времени дозволялся доступ сюда, среди шести миллиардов земных жителей были, по-моему, единицы, от силы - десятки. Во всяком случае, мне ни разу не доводилось встретить здесь кого-то, вроде меня: гостя из нашего мира. Что, в общем-то, и неудивительно. Если знать…

- Как тебе кажется, па - сильно у меня тут изменилось?

Об этом я просто еще не успел подумать. И откровенно сказал:

- Погоди, сын, не так сразу. Я еще и на тебя не нагляделся как следует. Ты ведь давненько уже не приглашал меня. Я уж подумал было, что ты…

- Что больше не хочу тебя видеть?

Именно так я и думал - но теперь мне стало стыдно, и я ответил:

- Нет, что ты, сын: такого я даже не могу представить… Он кивнул:

- Правильно. С отцами такого не бывает. Что же ты подумал?

- Ну, об этом… как это тут у вас называется? Что снова пришел твой черед отправиться в жизнь. И что тут тебя больше нет.

Сын покачал головой. Вздохнул и тут же улыбнулся.

- Наверное, - сказал он, - до этого еще далеко. Нам тут никогда прямо не говорят, но как бы дают понять, что каждый из нас был рассчитан надолго, и призовут любого еще не скоро. Знаешь, узнав об этом, тут у нас почти все очень тяжело переживают.

- Почему? Здесь так плохо?

- Потому что очень мало таких, кого навещают так, как вот ты меня. У меня есть ты, и это совсем другое дело. А у многих-многих других - никого. И они своих отцов никогда даже и не видели. Так что мне намного легче.

Я посмотрел на него, стараясь глазами выразить всю благодарность, какую испытывал к нему за эти слова. Но вслух сказал другое - задал вопрос, на какой раньше не отваживался:

- Ты все время говоришь об отцах. Разве матери никогда…

И не закончил: так изменилось вдруг выражение его лица. И взгляд стал холодным, жестоким. Он поднял руку, как бы запрещая мне говорить. И огляделся.

- Хорошо, что никто не услышал. А то…

- Что же я такого сказал?

- Это слово. Тут оно - самое страшное проклятие. Как и другое - «врачи». Мы как бы считаем, что одни нас убивают, а другие этого хотят, то есть они - главные убийцы. Разве не так? Так. И они сами это знают. Поэтому отцы, пусть и редко, сюда приходят, откликаются на наш зов. А матери - никогда. Во всяком случае, никто из нас не слыхал о таких случаях. Ты сам разве не так думаешь?

Ответить на это было нелегко. Не говоря уже о том, что и отцы по большей части не возражали. А если говорить честно - они-то и решали. Но как объяснишь все это тому, кто совершенно ничего о жизни не знает, кроме самого общего: что она существует и что люди живут ею. А что значит «живут» - об этом сын, как и все они здесь, мог только фантазировать. С фантазией у них, судя по всему окружающему, был полный порядок.

- Понимаешь, сын… М-да. Слушай, а нельзя тут найти такое местечко, чтобы можно было не только посидеть, но и, скажем, выпить чашку кофе или чего-нибудь подобного, лимонаду хотя бы, какой-нибудь колы?

Пить мне действительно хотелось, но, в первую очередь, моя просьба должна была сбить его с опасной темы. Хотя бы до тех пор, пока у меня не найдутся нужные слова.

И действительно, он оказался в затруднении. Двумя пальцами, большим и указательным, взялся за подбородок. Это движение я замечал у него и раньше, оно, вероятно, было неосознанным. Совсем как если бы он был осуществленным человеком.

- Прости, па, я не понял. Выпить… это как? Что ты имеешь в виду? Да вот так. Мне в это мгновение почему-то пришел на память

древний анекдот. Встречаются двое глухих, у одного на плече удочки. Второй спрашивает: «Вы идете рыбу удить?» - «Нет, я иду рыбу удить». - «А-а, а я думал, что вы идете рыбу удить». К сиюминутной ситуации анекдот никак не подходил, но подсознание, похоже, решило иначе.

- Прости, я упустил из виду, что вы тут не едите и не пьете, живете без проблем…

- Разве мы живем?!

- Да, не то слово. Существуете, скажем так. Но без всяких забот. А в жизни надо есть и пить, надо одеваться и согреваться - есть и пить каждый день, и желательно не по одному разу, а хотя бы трижды в день…

- Это, наверное, трудно? Сдержать улыбку удалось с трудом.

- Я бы не сказал. Есть не трудно. Трудно для большинства другое: заработать на эту самую еду… на все, что необходимо для жизни. Для многих это - главная проблема. Решать ее порой удается с большим трудом. И мало того, что есть-пить надо самим: когда приходит новый человек, совсем еще маленький, его надо кормить, одевать, учить и все прочее достаточно долго. Но представь себе, что тот человек, у которого ты возник - хочешь не хочешь, но приходится назвать его матерью, будущей матерью, возможной матерью, в этом роде. Представь, что она просто не в состоянии будет тебя содержать, тебе придется голодать или мало ли что еще переживать. Вот она и решает - или они вместе решают с отцом: а не лучше ли тебе не входить в тот мир? Здесь ведь тебе не приходится испытывать нужду в чем-то. Ты понял?

- Нет, - сказал он откровенно. - Так что ты хотел, чтобы я сделал? Я попробую, если ты представишь это как можно точнее, может быть, мне удастся воспринять.

- Попытаюсь, - сказал я, сомневаясь. Но пить и в самом деле хотелось; и я, невольно закрыв глаза, представил себе чашку горячего, крепкого, головокружительно ароматного кофе на столике где-нибудь в кафе. Рот наполнился слюной, я невольно сглотнул. Кофе! Его вкус, его запах, и горячий, я чуть не обжегся. Открыл глаза. Рядом и в самом деле стояло нечто на трех ножках, а на нем - чашка, от содержимого ее шел пар. Я невольно протянул руку…

- Эй, па! Ты что? Забыл?

Я убрал руку, вздохнул. Нет, не забыл, конечно, но уж очень убедительной оказалась иллюзия. Сын сказал:

- У вас там много интересного. И ты хорошо представляешь, я легко воспринимаю. Будь у нас побольше времени, ты бы мог мне многое передать.

- А я и не очень спешу… Сын вздохнул:

- Меня ненадолго хватает. Это все, - он повел рукой вокруг, - требует много… ну, того, чем мы тут сейчас являемся. Энергии, наверное? Или это как-то иначе называется?

Это и в самом деле было так. Потому что все, что нас окружало, было создано и поддерживалось только им - дома, машины, деревья… И люди тоже? Хотя, конечно, называть их людьми можно было лишь условно.

- И люди тоже твои? - не удержавшись, спросил я.