Юрий Касянич - Сауна

- Это уже где-то было, - сказала Марина.

- Ерунда, - отмахнулся Николай.

Марина с удовольствием повторила слова Бурова: "Ты эффектна..." и зажмурилась. Ей вдруг захотелось очутиться на съемочной площадке, окунуться в суету и неразбериху кино.

Она поставила на газ чайник, вернулась в комнату. Из серванта достала изящную кобальтовую чашку от недобитого сервиза, серебряную сахарницу, банку растворимого кофе, подкатила плетеный столик на колесиках к мягкому креслу и взяла в руки сценарий.

Она прочла кульминационную сцену, где Елена рассказывает Карамышеву о ребенке, о его ребенке, которого не родила, и о том, что из-за этого больше не могла иметь детей. Получалась сцена высочайшего коммунально-драматического накала, во время которой несколько миллионов кинозрителей смогут пустить слезу. Марина усмехнулась, и, подняв голову, наткнулась взглядом на фотографию улыбающейся Машки. Все ее ироническое настроение пропало, и опять тихонько заболело сердце. Как она выжила тогда? Как тянуло ее тогда броситься вниз, с эстакады, когда она шла из больницы! В ее ушах непрерывно стоял плач дочери, она все время пыталась вспомнить, как Машка смеялась, и не могла, и принималась плакать сама, а слез уже не было, она только постанывала, как после большого глотка ледяной воды.

Свист чайника прервал ее воспоминания. Она пошла на кухню.

Вернувшись, Марина насыпала кофе в чашку и, поискав взглядом, не обнаружила сахарницу.

Она испуганно откинулась в кресле и прошептала:

- Бермудский треугольник. Жемчужина исчезла, летняя кофточка испарилась. Какая-то мистика. И вот опять... Может, квартиру поменять?

Она вспомнила, как недавно потеряла солнечные очки. Собственно, не потеряла - они пропали. Марина отчетливо помнила, что пришла после репетиции, положила очки на стол, побежала к зазвонившему телефону, а когда вернулась - их не было. Поиски были безрезультатны.

Перегнувшись через ручку кресла, она замерла от неожиданности: на полу стояла сахарница. Марина протянула к ней руку, потом отдернула, словно боясь удара током, но, помедлив минуту, все же взяла. Дрожащей рукой размешала кофе и сахар, потом налила кипятку, еще помешала - и опять принялась листать сценарий, стараясь не думать о пропажах.

Вдруг из прихожей совершенно ясно донесся слабый вздох:

- Ма-ма!

- Машка! - не помня себя, вскрикнула Марина и, задыхаясь, бросилась на голос.

В коридоре была пыльная пустота, пронизанная утренним светом. Марина обессиленно оперлась рукой на столик, где стоял телефон, и, закрыв глаза, почувствовала, что похолодела от ужаса. "Свихнулась, пора в желтый дом, а не на киносъемки..."

Внезапно зазвонил телефон. Звук его словно обжег Марину. Она отскочила от столика и закричала. Она смотрела на телефонный аппарат, как на неожиданно выползшую змею.

На пятый звонок Марина сняла трубку.

- Привет, старуха! Все пропало. Я посыпаю голову пеплом.

Приходя в себя, Марина вслушалась в торопливый буровский говорок и с усилием произнесла:

- Что такое? Не части.

- Понимаешь, по-моему, нечистая сила вмешалась.

- Очень может быть, - прошептала Марина.

- Что ты бормочешь там?

- Это я про себя. Ну, а что насчет нечистой силы?

- Еще позавчера утвердили смету. Прихожу с утра к Строганову. Все как по маслу, обмениваемся фальшивыми пасхальными улыбками - и тут звонок по телефону. Он слушает, говорит в трубку: "Да, конечно" и сообщает мне, что на Черном море снимают какой-то производственный фильм. Социальный заказ. Начальник завода страдает на фоне дендрария. Ты представляешь? "А вам придется ехать в Прибалтику. Подправьте соответствующие места в сценарии и действуйте". Как тебе это нравится?

- Нравится.

- Что? - Колька почти кричал. - Что тебе может нравиться?

- Прибалтика.

- Я тоже люблю все курорты Советского Союза, а также Средиземноморья. Но я же всем наобещал Черное море.

- Я думаю, никто не огорчится. Лучше скажи, кто в роли Карамышева?

- Твой хороший знакомый, - Колька замялся, как студент перед провалом экзамена.

- Кто конкретно?

- Твой Молчанов, - содрогнувшись, произнес Буров.

- Как? - пораженно воскликнула Марина и добавила: - Буров, ты свинья.

- Не закипай, - заныл Колька. - Я ему обещал уже давно. Ты что потерпеть не можешь? Всего одна интимная сцена.

- Скажи, за что богу было угодно познакомить нас? - гнев Марины утихал. Она ругала Бурова уже по инерции, вдруг ощутив, что Молчанов ее волнует примерно так же, как сход ледников где-нибудь в Гренландии.

- Ругай меня, только сыграй, - голос Бурова повеселел. - Убедила едем в Прибалтику.

Марина положила трубку, и ее взгляд упал на столик, где остывал недопитый кофе.

Сахарницы не было.

Яркая внешность тридцатитрехлетней Жозефины Подольской, нынешней подруги Бурова, в сочетании с дипломом ВГИКа была той блесной, на которую дружно клевали мужики-режиссеры. Это был ее четвертый фильм, но дальше ступеньки помощника режиссера она не смогла взобраться по творческой лестнице. Видимо, диплом обещал остаться ее высшим достижением. Все прочие взятые высоты относились к сфере интимной жизни и имели слабую связь с фильмами, потому что по завершении съемочного периода режиссерские дуэты с участием Жозефины распадались так же стремительно, как элементы из нижней части таблицы Менделеева.

Перед отлетом в Ригу в аэропорту создалась нервозная обстановка Жозефина опаздывала.

Худощавый джинсовый Колька Буров яростно грыз спички и заплевывал чистый пол перед галереей посадки.

Оператор Дан Григориу подзуживал:

- Ей нужно немало времени, чтобы проститься со всеми своими друзьями. Пошли в самолет. Прилетит завтра твоя зефирная Жозефина. Или приедет поездом вместе со всеми остальными.

Буров угрюмо цедил сквозь зубы:

- Глаз выбью - как тогда снимать будешь?

Буров пребывал в ранней стадии увлечения, когда ничто не может заменить материальное присутствие интересующего предмета.

Марина улыбнулась - Буров был по-детски капризен. Он не любил, когда что-то шло вразрез с его планами. Тогда он непременно начинал злиться, отпуская тормоза.

- А ты что хихикаешь? - почти закричал на нее Буров и осекся - в здание аэропорта вошла курносая Жозефина. Она хищно оглядела помещение и, определив направление, потащила тяжелый рыжий чемодан. Приблизившись, она без тени смущения сказала:

- Слава богу, успела.

Буров смотрел на нее зверем, который долго умирал от голода, и вдруг увидел стопроцентно гарантированную добычу, но оторопел, не зная, за какой кусок приняться.

- Не испепеляй меня своим немым укором, - строптиво бросила Бурову Жозефина. - Здравствуйте, Вера Богдановна, - отвернувшись от Бурова, она поздоровалась с гримершей. - Дан, оттащи мой багаж, - подарила оператору почти журнальную улыбку.