(Грушвицкий) Орловский - Штеккерит

Сзади послышались шаги. Вошел снова служитель и стал передвигать что-то на столах.

- А как с собакой, господин профессор? - спросил он таким голосом, точно ему лень было ворочать языком.

Штеккер взглянул на небольшую клетку, стоявшую на высоком столе у окна, в которой дремала, свернувшись клубком, маленькая собачка. Она подверглась накануне воздействию газа в слабой концентрации.

- Дайте ей корму и оставьте здесь, я займусь ею завтра утром.

Штеккер поднялся по узким крутым ступенькам, зажег свет и задернул штору, закрывавшую плотными складками проем двери. Он подошел к столу, на котором стоял большой спектроскоп, плоский стеклянный сосуд, наполненный газом, катушка Румкорфа и еще несколько приборов. Здесь работа была спокойной, методической, в ней не замечалось бега времени. Сменяли друг друга цветные линии в поле спектроскопа, жужжал однообразно индуктор, в дальнем углу скреблась мышь. Часы внизу пробили девять, - Штеккер машинально сосчитал удары; где-то далеко хлопнула дверь.

Так прошел час, может быть, больше. И вдруг протяжный, полный смертельной боли и страха собачий вой ворвался в темную комнату и замер... Штеккер вскочил на ноги, повернул выключатель и бросился к двери, но, отдернув штору, остановился как вкопанный, не смея ступить дальше. Узкая дыра внизу была заполнена багровой массой, которая тихонько колыхалась и медленно ползла вверх со ступеньки на ступеньку, подобная отвратительному студню.

Ужас сковал его неподвижностью. Он не смел верить своим глазам, он еще не отдавал себе отчета в том, что случилось, но где-то в глубине шевелилось уже сознание непоправимой беды и душу захлестывал неодолимый страх.

Газ вырвался из баллонов - это было несомненно. К тому, что он видел, присоединился и едва уловимый сладковатый запах, в значении которого ошибиться было невозможно. Но тогда... тогда конец. Ядовитое облако, двигаясь кверху, закупорило единственный выход и поднималось дальше, заполняя постепенно каменный мешок, в котором он оказался захлопнутым, как в ловушке.

Штеккер облокотился на стену, чтобы не упасть, - у него кружилась голова и во рту вдруг стало отвратительно сухо. Он не знал, сколько времени прошло в этом оцепенении, но когда он пришел в себя и взглянул вниз, помимо воли жалкий, растерянный крик вырвался из его груди. Он помнил твердо, что при первом взгляде на лестницу верхние четыре ступени были свободны от газа; теперь из-под багровой колыхающейся массы поднимались только две. Он закричал еще раз, но теперь уже умышленно, надеясь услышать какой-нибудь отклик. Ответом был визг собачонки.

Тогда Штеккер вспомнил о небольшом окошечке в стене его западни, открывавшемся, правда, не на улицу, а внутрь лаборатории, откуда шла лестница. Он бросился к этой темной дыре, словно ожидая оттуда спасения... Из окна, приходившегося почти под потолком просторной высокой комнаты, ничего нельзя было рассмотреть.

Штеккер вынул коробку спичек, зажег одну из них и попытался осветить темнеющий провал. В трепетном мерцании огонька увидел он ближайший угол комнаты и откинулся назад: пола, столов, табуретов уже не было видно - они скрывались под пеленой багрового тумана, очертания и границы которого трудно было уловить. Штеккер еще раз крикнул в темную бездну - новый жалобный вой ответил ему из глубины.

Снова он бросился к двери. Красноватые волны покрыли еще одну ступеньку, и приторный запах ощущался все сильнее. Первым его движением было - спуститься вниз и захлопнуть дверь, но, сделав шаг, он остановился. Для того чтобы добраться до двери, надо было чуть не до плеч погрузиться в ядовитое, жгучее облако - это было равносильно смерти.

Он задернул штору в надежде хоть сколько-нибудь задержать движение газа, отошел к столу и, опустившись в бессилии на табурет, сидел так некоторое время, не отрывая глаз от темных складок материи, из-за которых скоро должна была появиться отравленная волна.

Что делать? И как это случилось? Служитель ли по нечаянности или из любопытства отвернул кран баллона или газ сам прорвался через неплотный затвор? И почему оказалась открытой дверь внизу? Неужели он сам забыл ее захлопнуть за собой? Но это все не то. Сейчас главное - что делать. Неужели конец... сегодня... в этом каменном мешке?

Собачонка внизу взвизгнула еще раз отчаянным голосом и замолкла.

Страшным усилием воли Штеккер взял себя в руки. Надо спокойно обсудить положение и поискать пути к спасению. Из комнаты выхода нет. Телефон? Он внизу, чтобы добраться до него, надо прорваться через узкую дыру, закупоренную газом... Долбить стену? На столе лежал маленький молоток с заостренным концом. Сколько же времени потребуется, чтобы пробить таким оружием кирпичную кладку? Часа три-четыре? Он взял молоток и ударил им по стене. Посыпались мелкие осколки штукатурки, известковая пыль. После нескольких минут обнажился кирпич, от которого самые сильные удары отбивали лишь незначительные обломки. Штеккер оглянулся назад: багровый туман выползал из-за складок шторы и змеился струйками у порога.

Он почувствовал, как давящий ком подкатил к горлу и захватил дыхание... Короткое рыдание вырвалось из груди надорванным звуком, в котором он не узнавал своего голоса. Все тело вдруг покрылось холодной испариной. Он машинально вытер платком лоб и продолжал смотреть на струйки тяжелого газа, расползавшиеся по направлению к его ногам. Еще минута, и стоять на этих холодных плитах будет немыслимо.

В это мгновение странный звук привлек его внимание. В дальнем углу копошились две темные фигуры. Это были крысы, выгнанные газом из подполья, - те самые, которым впоследствии, вероятно, было бы суждено также попасть под колокол в большой лаборатории. Животные метались по комнате, попадая временами в дрожащие бурые клочья и каждый раз вскрикивая от боли. Вдруг обе они, словно сговорившись, прыгнули к длинному столу, стоявшему вдоль стены, и вскарабкались на его гладкую поверхность.

Штеккер окинул взглядом пол - газ лизал уже подошвы его ботинок. Непроизвольным движением бросило и его туда, где жались в углу напуганные зверьки. Он вскочил на верхнюю доску стола и встал, прислонившись к стене, бледный, растрепанный, страшный, с блуждающими глазами, сжимая в руке рукоятку молотка. Что же дальше? Бороться против неизбежности или... Так просто было положить конец всему: броситься вниз и вдохнуть раз этот тошнотворный студень...

Нет, это всегда успеется... Выбрав место на высоте груди, он придвинулся к стене и стал ожесточенно долбить ее молотком. Снова посыпалась штукатурка, обломки кирпича, белая пыль. Он работал с исступлением, не останавливаясь ни минуты, обливаясь потом. И работа принесла успокоение. Не то чтобы родилась надежда, а просто он всем существом ушел в эти лихорадочные удары. Надо проломить только небольшое отверстие, позвать на помощь, увидеть людей.