Алексей Корепанов - Справимся сами

*

Нечаев смог уснуть только под утро, чтобы через два часа услышать особенно тягостный по понедельникам звон будильника. Прибыв на работу в свою проектную организацию, он первым дедом разузнал в справочном номер и позвонил в приемный покой окраинной больницы. Давешний врач уже сменился с дежурства, но Нечаеву не пришлось ничего объяснять - о нем в больнице знали.

- Да-да, - сказала трубка голосом дежурной медсестры. - Сысоев спрашивал о вас. Мы ему дали адрес.

- Сысоев? - переспросил Нечаев.

Он никогда не слышал этой фамилии. Впрочем, нет, училась курсом младше в институте Надя... или Таня?.. или Вера Сысоева, но что из того?

- Ну да, Сысоев. - подтвердила трубка. - Сысоев Евгений Борисович. Со слов больного.

- А что с ним?

В трубке помолчали.

- Причины потери сознания не выяснены. Сам больной ничего не помнит. Мы сообщим в Одессу, там обследуют.

- В Одессу? - опять переспросил Нечаев.

- Ну да, по месту жительства.

- Понятно, - пробормотал Нечаев. - А можно с ним поговорить?

- Так он ушел уже. Он еще ночью очнулся, - в трубке зашелестели страницами. - В два десять. Причин для госпитализации пока нет.

Но в Одессу сообщим обязательно. Юрий Георгиевич ему рассказал о вашей заботе. Адрес он взял. Не беспокойтесь.

- Понятно, - опять пробормотал Нечаев. - Спасибо.

И положил трубку.

*

Когда вечером Нечаев подъехал к дому, Евгений Борисович Сысоев уже прохаживался возле подъезда. Три старухи на скамейке дружно указали Сысоеву на белый "Москвич", и Нечаеву пришлось достать темные очки и нацепить их на нос в лучших традициях приключенческих фильмов, иначе старухи, конечно, обратили бы внимание на его поразительное сходство с Сысоевым, а пересудов совсем не хотелось. Он запер дверцу "Москвича" и направился к подъезду. Сысоев шагнул навстречу.

- Олег Александрович? Я к вам.

Когда Нечаев снял в прихожей очки, Сысоев сразу все заметил. Возможно, этому способствовало и высокое, почти от пола до потолка, зеркало в нечаевской прихожей. Они стояли рядом - бородатый Сысоев в толстом коричневом свитере и темно-синих джинсах и безбородый Нечаев в сером костюме - и рассматривали свои отражения. Отражения были примерно одинакового роста, с одинаковыми лицами и одинаковыми темными волосами, только сысоевское имело артистическую шевелюру, а нечаевское - аккуратную прическу с пробором.

Сысоев повернулся к Нечаеву, и Нечаев, посмотрев в широко раскрытые изумленные глаза бородача, сразу понял, что для того подобное сходство полнейшая неожиданность.

- Этого еще не хватало! - утомленно прошептал Сысоев и покачнулся. Ну конечно, меня ведь нет... Я ведь просто снюсь кому-то...

- Проходите, Евгений Борисович, - напряженным голосом сказал Нечаев и сделал приглашающий жест. - Проходите в комнату, побеседуем.

*

Их беседа длилась весь вечер. Была выпита бутылка коньяка, съедены три сковородки яичницы, две банки сардин и банка маринованных опят.

Вот что узнал Нечаев о Евгении Борисовиче Сысоеве. Евгений Борисович Сысоев родился в том же году, что и Нечаев, только в другой день и в другом городе. Своей жизни до двадцати пяти лет он не помнил, так как в двадцать пять лет заболел амнезией. По словам врачей, его в бессознательном состоянии обнаружили на скамейке и одном из одесских парков. Очнувшись в больнице, он назвал свое имя, дату и место рождения, но не смог вспомнить ни одного факта из прожитых двадцати пяти лет, так же как и того, почему оказался на парковой скамейке. Проходило время, и Сысоев с удивлением замечал, что амнезия его весьма избирательна: он ежедневно вспоминал все новые и новые сведения из самых различных отраслей знания, но не мог, как ни пытался, припомнить ничего, касающегося его личной жизни. А знания оказались очень многосторонними: он получил доступ в расположенную рядом с больницей библиотеку и понял, листая книги по химии, физике, математике, истории, биологии, кибернетике, что свободно разбирается во всех предлагаемых читателю материалах и знает даже больше. По его просьбе ему подыскали место лаборанта в университете, и он заочно поступил там же на исторический факультет.

Конечно, его беспокоила утраченная память о прошлом. Еще в больнице он послал запрос на место своего рождения, название которого вместе с именем и датой появления на свет было единственным, что он помнил о предыдущих двадцати пяти годах. Вскоре пришел ответ, подтверждающий факт рождения Евгения Борисовича Сысоева такого-то числа такого-то года в таком-то городе, о чем в книге регистрации актов о рождении была произведена соответствующая запись за номером таким-то.

Выйдя из больницы, окрыленный Сысоев разузнал через адресный стол, что родители его проживают все в том же городе, и написал им письмо. И ответа не получил. Он написал второе - с тем же результатом.

Встревоженный Сысоев взял отпуск за свой счет и примчался в город детства. И здесь его ожидал удар. Да, родители Сысоева Евгения Борисовича были живы и здоровы, они действительно воспитали сына Евгения, который успешно работал в Мурманске, и только недавно приезжал в отпуск вместе с женой, трехлетней дочкой и годовалым сыном.

И стало понятно, что сысоевские письма из Одессы расценивались как чья-то непонятная и неумная шутка.

И выходило, что Евгений Борисович Сысоев - двойник Нечаева - никаким Евгением Борисовичем Сысоевым не являлся и родился, наверное, совсем не там и не в то время.

Это были страшные для Сысоева дни. Он не мог усомниться в себе, потому что ОЩУЩАЛ себя Евгением Борисовичем Сысоевым, ЗНАЛ, что он Евгений Борисович Сысоев и ЗНАЛ, когда и где родился - и в то же время объективная реальность этого не подтверждала.

Сысоев забросил учебу и вновь попал в больницу со всеми признаками сильнейшей психической депрессии. Он целыми днями лежал в палате, закрыв глаза, и силился, силился, силился припомнить ну хотя бы один факт, хотя бы одну травинку, один звук, одно слово, один запах из двадцати пяти лет своего существования. И не мог вспомнить ничего. Только имя, отчество, фамилия. И данные о рождении.

Более того. Медицинская наука умеет воздействием на определенные участки мозга оживлять утраченные воспоминания. В случае с Сысоевым наука оказалась бессильна. Он не вспомнил ничего.

И тогда Сысоев усомнился в объективности собственного существования. Он вернулся к работе лаборантом, но отныне его больше не интересовала наука. Не увлекали собственные обширные знания. Учебу он бросил. Он был сломлен и опустошен. Он просто существовал, не веря в сам факт своего существования.

В таком вот постоянно подавленном душевном состоянии он