Елизавета Абаринова-Кожухова - Забытые письма

В незакрытом конверте оказалось совсем короткое послание: «БУДЕШЬ СОВАТЬ НОС КУДА НЕ СЛЕДУЕТ В СОРТИРЕ ЗАМОЧИМ», написанное печатными буквами. Вместо подписи была нарисована огромная, в полстраницы, свастика.

Василий засунул записку обратно в конверт и вопросительно глянул на Серапионыча.

— Владимир Филиппович скончался как раз летом семидесятого, — пояснил доктор. — И тогда же поставили ящики.

— Ну, это-то понятно, — с легким нетерпением сказал Дубов, — но каковы были обстоятельства его смерти?

— Сердечная недостаточность, — кратко ответил доктор. — Хотя на сердечника Владимир Филиппович уж совсем не был похож.

— То есть вы полагаете, что ему «помогли» покинуть сей мир? — напрямик спросил детектив. Серапионыч ненадолго задумался.

— Ну ладно, я вам расскажу, что мне известно, а уж вы решайте, как быть дальше, — промолвил наконец доктор. — Хотя и знаю-то я не ахти как много… Доктор Матвеев служил в должности заведующего городским моргом, а я в то время был участковым в поликлинике и одновременно как бы неофициальным замом у Владимира Филипповича — даже подменял, когда он хворал или уезжал из Кислоярска. Ну и после смерти, естественно, заступил на его должность.

— А как вышло, что вы поселились в его квартире?

— Дело в том, что она служебная. Сам я раньше жил в коммуналке и охотно согласился на переезд. К тому же Людмила Ильинична оставила мне кое-что из мебели. — Серапионыч вздохнул. — И подарила всю медицинскую библиотеку Владимира Филипповича…

— А сама она куда девалась? — перебил Дубов.

— Людмила Ильинична? Ей дали другую квартиру, на Московской, — ответил доктор. — По-моему, даже больше прежней. У них ведь двое детей — мальчик и девочка. Ну, теперь они уже взрослые, где-то ваших лет.

— А что вы можете сказать об обстоятельствах смерти? — напомнил Василий.

Серапионыч достал из кармана мятый листок:

— Я тут постарался кое-что восстановить в памяти, даже поднял свои записи тридцатилетней давности. В конце июня 1970 года Владимир Филиппович взял отпуск за свой счет и уехал в Украину, как он сказал, навестить родных. Сам он родом из-под Киева…

— Из Р***? — переспросил Дубов, глянув на письма.

— Не знаю, — пожал плечами Серапионыч. — Как обычно, я остался подменять его, так сказать, по месту работы. И вот через несколько дней, а точнее тринадцатого июля, Владимир Филиппович вернулся, и едва вошел в свою квартиру, даже чемодан не успел разгрузить, как ему стало плохо, и он скоропостижно скончался. Жена с детьми в это время жили за городом, то ли на даче, то ли в деревне у ее родителей, и он оказался совсем один — некому было придти на помощь.

— А что показало вскрытие? — продолжал допытываться детектив. Доктор смущенно развел руками:

— А я, собственно, его вскрытия и не производил. И вообще мертвым видел только на похоронах. Владимира Филиппыча зачем-то отвезли в больницу и там же делали вскрытие. Если вообще делали.

— В больницу? — несколько удивился Василий Николаевич. — Но ведь он, наверно, довольно долго пролежал мертвый, прежде чем…

— Нет-нет, совсем недолго, — перебил Серапионыч. — Он, бедняга, не успел даже дверь закрыть. Соседу, Ивану Кузьмичу, это показалось странным все уехали, а дверь открыта, решил, уж не воры ли забрались, глянул, а прямо в прихожей лежит Владимир Филиппович. Ну, он не стал разбираться, живой тот или мертвый, и сразу позвонил в «скорую»…

— А что сосед — он по-прежнему там живет? — спросил Дубов.

— Увы, — вздохнул доктор. — Да Кузьмич уже и тогда сильно в годах был.

— Да, все это внушает немалые подозрения, — немного подумав, глубокомысленно изрек Василий. И тут же перешел на деловой тон: — Доктор, вы больше ни с кем не говорили об этом?

— Говорил, — не стал скрывать Серапионыч. — С соседкой, с Натальей Николаевной, учительницей на пенсии. Она в нашем доме всю жизнь прожила, и от нее-то я узнал точную дату, когда установили новые ящики. Девятое июля семидесятого года. Как раз в этот день у ее мужа был юбилей, вот дата и запомнилась. Стало быть, все три послания попали в ящик до девятого. Впрочем, и цифры на штемпеле это подтверждают. Только вот… — Серапионыч на миг замялся. Дубов его не торопил. — Знаете, пока речь шла о почтовых ящиках, Наталья Николаевна была очень любезной и словоохотливой, но едва я назвал имя доктора Матвеева, как она тут же словно замкнулась, что называется ушла в себя.

— Почему, как вы думаете? — спросил Василий.

— Чужая душа — потемки, — неопределенно ответил Серапионыч.

— Но ей о докторе Матвееве говорить не хотелось?

— Вне всяких сомнений.

— Ну что же, — вздохнул детектив, — и этот факт лишний раз подтверждает, что здесь что-то очень и очень нечисто. Посудите сами: к человеку приходит письмо с угрозами, и тут же он умирает при весьма странных обстоятельствах. Только вот свастика меня смущает. Ну, в наше время это еще не было бы удивительно, но в семидесятом году?..

— Ох, Василий Николаич, что-то я у вас тут засиделся, — вдруг спохватился Серапионыч. — Да еще в рабочее время. Это у вас режим ненормированный, а мне уж вовсе негоже показывать дурной пример подчиненным. Ну и пациентам, разумеется, тоже.

— Погодите минуточку, — остановил его Дубов. — Что будем с письмами делать? Может быть, просто отдадим их Людмиле Ильиничне?

— Стоит ли? — засомневался Серапионыч. — Столько лет прошло, для чего ей душу бередить?

— Но ведь одно письмо адресовано ей лично, — возразил Василий.

Доктор призадумался:

— Давайте сделаем так. Письмо, которое Людмиле Ильиничне, потом при случае ей и передадим. А которое доктору Матвееву, вы все же посмотрите вдруг оно как-то связано с его гибелью.

— Очень даже не исключено, — кивнул Дубов. — Доктор скончался, едва вернувшись из Украины, и письмо оттуда же. И письмо Людмиле Ильиничне — из Киева… Не нравится мне все это, — вырвалось у детектива. — Да и вообще, Владлен Серапионыч, давайте лучше оставим это дело, пока не поздно. Если что и было, так давно быльем поросло… И еще, — добавил Василий, когда Серапионыч был уже почти в дверях, — прошу вас, доктор, больше никому о вашей находке не рассказывайте. Так, на всякий случай.

— Понял, — доктор непроизвольно понизил голос. — Если что, созвонимся.

Оставшись один, Василий несколько минут неподвижно сидел, глядя на три конверта, разложенные перед ним на столе. Затем медленно поднял адресованный В. Ф. Матвееву и осторожно распечатал. На стол упали несколько пожелтевших листков.

Через пару часов в городском морге раздался телефонный звонок. Трубку поднял сам Владлен Серапионыч. Звонил детектив Дубов.