Игорь Ткаченко - Вторая петля

На самом деле все не так уж плохо, думал я, шлепая босиком по холодному скользкому полу и ощущая на плече полновесность адептовой длани. Если меня собираются сжечь, то зачем повязка? И потом я всегда смогу дематериализоваться. Заряда моего браслета как раз хватит на то, чтобы разложить на атомы или меня, или половину моего стража. Наполовину дематериализованный адепт -- веселое, должно быть, зрелище.

2

Каменные плиты под ногами сырые, но вода уже не хлюпает. Поворот налево, ступенька, я чертыхаюсь: мог бы и предупредить. Еще ступенька, еще и еще. Сорок одна ступенька. Адепт хрипит и фыркает, как больная лошадь.

Поворот направо, еще поворот. Сухой пол, если верить моим подошвам -дощатый, плохо выструганный. Еще поворот, прямо, поворот, когда же это кончится? Кажется, пришли.

Адепт сорвал с меня повязку и втолкнул в полутемную комнату. Около высокого узкого окна, похожего на бойницу в крепостной стене, в сизом облаке благовоний сидела томная девица и лениво щипала струны чего-то, отдаленно напоминающего гитару. После каждого щипка инструмент пронзительно дребезжал, и девица капризно морщилась. На коленях у нее лежала огромная книга. Золотое тиснение по красному кожаному переплету. В памяти у меня всплыло красивое слово "инкунабула"". Я огляделся: свечи, множество оплывших свечей в тронутых зеленью подсвечниках. Горят лишь некоторые. Драпированные побитым молью бархатом стены. Девица. Лицо девицы мне знакомо, не просто знакомо, а мучительно, до зуда в мозгах знакомо. Если умыть ее с мылом, немного подвести глаза, постричь черные космы и сделать их светло-каштановыми... На кого же она похожа?

Я готов был выругаться от бессилия вспомнить.

-- Здравствуй, отступник, -- сказала девица неожиданно низким голосом.

-- Желать здоровья человеку, которого вот-вот сожгут, как сосновое полено? Нечего с ними церемонии разводить, пусть знают, с кем имеют дело. Я расправил плечи так, что затрещала рубаха, и выпятил грудь.

-- Ну-у-у, -- не замечая моей воинственной позы, девица сладко потянулась и зевнула, -- сожгут тебя или не сожгут, еще неизвестно.

-- Верховный Хранитель подписал приговор. Девица хмыкнула.

-- Однако ты струсил, -- сказала она, с любопытством глядя на меня. -Да будет тебе известно, что Верховный Хранитель Цитадели сейчас болен. А говорил ты с генералом Бандини, главой святого ордена дандаистов. Он временно взял на себя тяжкое бремя охраны чистоты дандаистской веры.

Эта новость почему-то здорово меня ободрила.

-- Ах, вот оно что, -- сказал я. -- То-то мне сразу показалось, что он не верховный... А что с самым главным? Бремени не вынес? У меня со временем туговато, и вообще...

-- Не смей так говорить о наместнике святого Данда! -- взвилась девица. -- Не то в Священной Канцелярии тебя быстро научат почтительности.

Вот так всегда. Мой язык меня погубит, как говорила моя бабушка, а уж она зря ничего не обещала. Но на кого же похожа эта святоша?

-- Что-то на площади перед Цитаделью давненько не пахло жареным, -веско вставил за моей спиной адепт. -- Дозволь, высокородная, я его ударю.

Девица отмахнулась.

-- Пока не надо. А ты, отступник, если дорожишь языком, говори только тогда, когда тебя спрашивают, понял?

Я кивнул.

-- И еще, -- девица многозначительно покачала у себя перед носом пухлым пальчиком. -- Все зависит от тебя. Мой отец никогда не делает опрометчивых поступков. Понял?

Я не понял, но опять кивнул.

-- Так ты... вы дочь генерала ордена?

-- Нет, это он мой отец. Духовный отец.

И опять я ничего не понял, но па всякий случай обнажил зубы в подобии улыбки и поклонился. Почему-то хотелось подхалимски шаркнуть ножкой, Сдержался.

-- Я его воспитанница, -- хвастливо пояснила девица. Адепт громогласно хмыкнул.

-- Да, именно воспитанница! -- повторила девица. -- Пшел вон, образина!

Последние слова относились к адепту, но я вздрогнул, еще раз поклонился и все-таки шаркнул ножкой.

Недовольно ворча, адепт вышел. Девица несколько секунд прислушивалась к удаляющимся шагам, а потом сказала:

-- От меня тоже кое-что зависит, понимаешь? Генерал немного рассказал мне о тебе, но хотелось бы услышать все из первых уст. Надеюсь, это меня развлечет, ну а если нет...

Тысяча чертей! И почему я в свое время не ходил на факультатив по истории мракобесия?! Знал бы хоть, как с ними говорить надо. Кажется, побольше лести и самоуничижения... Люди-то, конечно, остаются людьми в любой альтернативной действительности, разница только в том, как они себя называют: гетерами, наложницами, воспитанницами, экономками или друзьями по работе. Суть одна, а попробуй ошибись в названии -- мигом изжарят.

-- Я рассказывал его превосходительству э... господину генералу историю злоключений, кои имели место быть с вашим покорным э... слугой...

Я говорил долго, пока не споткнулся, пытаясь закруглить какой-то неудобоваримый комплимент, и со вздохом закончил:

-- ...и я с великим усердием, насколько позволят мои ничтожные силы, изложу тебе все, что ты пожелаешь, о несравненная дева, светоч добродетели и красоты, продлив свою жалкую жизнь хотя бы на время моего грустного повествования.

Вздох у меня получился почти талантливо. Да что там скромничать, гениальный был вздох, полный самого безысходного отчаяния и смирения, но тут, как назло, в памяти всплыла обнаруженная мною в одной из действительности история "Тысячи и одной ночи", и я закусил губу, убивая идиотскую ухмылку.

-- Но почему же ты собираешься рассказывать грустное? -- капризно сказала девица. -- Я не хочу грустное. Понял? Ну что же ты молчишь? Говори!

Говори! А что говорить? Рассказать ей об Институте, где я работаю? Нет, взгрустнет несравненная -- и никто не даст за мою жизнь сгоревшего предохранителя. От скучающей женщины можно ждать чего угодно.

Я усиленно ворочал мозгами, пытаясь вытряхнуть из извилин хоть что-нибудь смешное. Выдать ей обойму институтских анекдотов? Так разве поймет, куда ей, темной...

-- Что читаешь? -- спросил я, указывая на книгу.

-- Иегуда Абарбанель, "Диалоги о любви".

-- Нравится?

-- Ну-у, как тебе сказать... -- протяжно и почему-то в нос ответила девица.

И тут меня осенило. "Ну-у, как тебе сказать..." Конечно же, Эллочка из отдела костюмов и обрядов! Разница только в цвете и длине волос, как я раньше не сообразил?! А раз так...

В следующий миг моя непринужденная улыбка осветила затканные вековой паутиной углы, я пристроился на полу рядом с девицей и попросил для вдохновения коснуться ее руки. И все. Дальше я уже все знал. Она могла бы молчать, последующий диалог был под силу мне одному.

-- Могу ли я знать твое имя? , -- Мария Изабелла дель...

Там еще три раза повторялось "дель", четыре раза "де" и один раз "ибн". Повторить ее имя я не смог бы даже под страхом смерти.