Чарльз Вильямс - Старшие Арканы

Тут в комнату вошла Нэнси, небрежно бросила:

"Эй, старина, послушай-ка...". Да нет, он вовсе не спит; так что незачем его будить. М-р Кенинсби терпеть не мог, когда его заставали спящим перед ужином. Может быть, все-таки не заметила... "... Ну и вообще. Может, поговоришь немного с Генри, пока за стол не садились?".

Если бы он точно знал, насколько далеко зашли извинения дочери, то сообразил бы, как лучше их принять. Но он прослушал начало, а доказывать теперь, что не спал, не хотелось. Ничего не оставалось, как не спеша прокашляться, подняться и величественно молвить:

- И не смей грубить тете. Этого я не потерплю.

Нэнси, сияющая после короткого разговора с Генри и в радостном предвкушении следующего, обвинений не приняла, кротко заметив, что именно она назвала Сибил святой, и отец с дочерью мирно вернулись в гостиную.

М-р Кенинсби уже несколько месяцев был знаком с предполагаемым женихом дочери, но так и не привык к нему. Он знал, конечно, что Генри Ли - молодой адвокат, пока без практики, но видел в будущем зяте только цыгана, избравшего почтенную профессию не иначе как с какой-то зловещей целью.

В гостиной ему навстречу поднялся высокий, стройный молодой человек, темноволосый, смуглый, с яркими, пронзительными глазами и длинными чуткими пальцами. Мягкий воротничок рубашки походил на шейный платок. "Курятник, - в который раз подумалось м-ру Кенинсби. - Как раз для Нэнси - лишь бы по дорогам шляться. У нее самой имя какое-то цыганское. Это мать виновата...". В именах он чувствовал жутковатую значительность, отчасти потому, наверное, что самого его назвали Лотэйром. Это отвратительное имя появилось заботами крестной его отца, богатой старой дамы, испытывавшей страстный восторг перед лордом Бэконсфилдом. В надежде польстить старой грымзе крестник и назвал дочь Сибил, а сына - Лотэйр. Хорошо еще, что не Танкредом или Элроем, или, не дай Бог, Эндимионом. Даже м-р Кенинсби-старший признавал, что сочетание Эндимион Кенинсби звучало чудовищно. Появлению других персонажей помешали два обстоятельства: во-первых, крестная оставила политику и ударилась в религию, начав переводить большие суммы денег англиканским женским общинам; во-вторых, детей у ее крестника больше не было. Но, увы, он-то успел родиться до ее внезапного обращения. Лотэйр всегда и всюду Лотэйр: в документах, на банковских чеках, в письмах, анкетах, адресах, справочниках. Во всех важных делах - Лотэйр Кенинсби. О, если бы его звали Генри Ли!

Усаживаясь за стол, он снова подумал об этом. Он думал над этим, пока ел суп. Что-то всегда было к нему несправедливо: удача, судьба, рок... Бывают такие люди, на которых все шишки валятся, которые получают раны еще до начала битвы; и не всем, между прочим, удается держаться так хорошо, как ему. Но как же она дразнит его - эта призрачная удача! Вот и в прошлом месяце Дункан - как всем известно, человек был бедный - вместо простого, полезного, честного наследства, оставил своему старинному другу Лотэйру Кенинсби какую-то коллекцию игральных карт, чтобы оный Лотэйр хранил чертову коллекцию в целости и сохранности до самой смерти, после чего коллекция должна перейти в собственность Британского музея. О последнем условии наследнику и думать не хотелось. Он подозревал, что несколько колод представляют ценность, и немаленькую. Но пару лет - по крайней мере, год, - лучше ничего не предпринимать. Слишком много людей об этом знают. Даже статья была в какой-то газете. В ближайшее время он не сможет продать их, - м-р Кенинсби вздрогнул, впервые мысленно произнеся это слово.

- Папа, - сказала вдруг Нэнси, - ты ведь после ужина покажешь нам карты мистера Дункана? - Кенинсби неприязненно усмехнулся, но Нэнси не отступала. Генри прочитал о них в газете. - Кенинсби представил себе цыгана, сидящего под забором с клочком газеты в руках. - И он немножко разбирается в картах. Ой, Генри, в чем ты только не разбираешься!

"Ну да, - желчно подумал м-р Кенинсби, - ярмарка, деревенские простофили выкладывают последние гроши, чтобы угадать, под каким наперстком горошина. Тоже мне, знаток!".

- Дорогая, - начал он, - мне тяжело вспоминать... Ведь Дункан был моим хорошим другом.

- Ну пожалуйста, тебе ведь нетрудно... Ему нравилось, когда люди интересовались его коллекцией.

Кенинсби поднял голову и заметил, как на лице Сибил мелькнула легкая улыбка. Чему она улыбается? Нэнси сообщила неопровержимый факт, касавшийся последних лет жизни Дункана, и теперь Кенинсби не мог сообразить, как лучше выпутаться. Но Сибил-то чему радуется?

- Я буду вам очень признателен, - вступил в разговор молодой человек. Мне в самом деле интересно! Наверно, это у нас в крови, - добавил он, подшучивая над Нэнси.

- Ты и гадать умеешь? Погадаешь мне? - щебетала она.

- Немного по картам, немного по руке, ну и немножко по звездам, - сообщил он.

- По руке я и сама могу, - объявила Нэнси. - Я гадала папе и тете тоже. Я только не смогла прочесть папину линию жизни - она вроде кончается на сорока, а он вот он - живой.

М-р Кенинсби, ощущая себя скорее на том свете, чем на этом, опустил голову.

- А мисс Кенинсби? - спросил Генри, слегка наклонившись к ней.

- Она, по-моему, собирается жить вечно, - заявила Нэнси. - У нее линия жизни даже под палец уходит.

Генри странно поглядел на Сибил, но ничего не сказал, и разговор о хиромантии оборвался, когда Ральф заявил, что всякий там спиритуализм и тому подобная ерунда - просто вздор.

- Как вы собираетесь узнать по моей ладони, что в пятьдесят я заболею, в шестьдесят мне перестанет везти, а в семьдесят я уеду в Занзибар?

- Руки - штука странная, - сказал Генри. - О линиях на них до сих пор мало что известно.

- Да? - удивился Ральф.

- Таких красивых рук, как у тети, я ни у кого не видела, - Нэнси искоса взглянула на Генри и отметила, как изумленно шевельнулись его брови. Что и требовалось. Пусть посмотрит и сравнит потом. У нее тоже красивые руки. И все остальное, между прочим, не хуже, чем у других. Она легонько коснулась его плеча и добавила:

- Посмотри сам.

Все посмотрели, даже сама Сибил благосклонно взглянула на собственные руки и мягко согласилась:

- По-моему, довольно милые.

М-р Кенинсби мысленно отметил, что сестра, как всегда, отличилась. Человеку не пристало хвалить самого себя. Что люди подумают, если он вдруг примется утверждать, будто лицо у него "довольно милое"?

- Просто замечательные, - убежденно сказала Нэнси.

- Классные, - подтвердил Ральф.

- Они прекрасны, - серьезно произнес Генри.

- Я видел потрясающую руку в Британском музее, - начал м-р Кенинсби, ощутив, что и ему пора сказать веское слово, - какого-то царя, наверное, египетского. Гигантская голова, а перед ней - огромная рука со сжатым кулаком. - Он для наглядности сжал кулак.