Святослав Минков - Поезд

- Ну тогда пирожок, а? Пирожки приготовлены на чистом масле!

- Прошу вас, не беспокойтесь! Оставьте! Мне не хочется кушать!

- А, это уже. другое дело! Раз вам не хочется кушать, я вас насиловать не стану! Во всяком случае, вы пожалеете, честное слово, говорю вам!

Наступает пауза. Путники жуют и с наслаждением проглатывают, за исключением старушки, которая старательно разминает своими шатающимися зубами упругую. котлету и никак не может разжевать их. Даже двое пенсионеров и те прекращают разговор о водоснабжении в Дели-Ормане, потому что рты их полны пищи.

- Был у меня приятель, - начинает неожиданно странный пассажир, продолжая есть, - который болел язвой, как вы. Не успеет взягь в рот кусок хлеба, как у него заболевает желудок. Ел он всякие там каши, пил разные европейские воды - и все зря! День так живет, год живет - и стал человек походить на покойника. Встречаю как-то его на улице - узнать не могу. "Друг Христо, - говорю ему, - ты ли это?" - "Я, говорит, бай Георгий. На днях уезжаю в Гамбург, лечиться от язвы у одного знаменитого профессора". Да, уехал он, понимаете, в Гамбург, пробыл там около месяца и возвращается жив-здоров - кровь с молоком, и ничего у него нет. Наел затылок, - кольни иголкой - кровь брызнет. "Христо, спрашиваю, как тебе удалось спасти свою шкуру?" - "Простое было, братец Георгий, лекарство, смеется приятель, - да кто его знал. Пришлось ведь в Германию ехать, чтобы понять, что сливянка-то - благодать божия". - "Как же это так, - спрашиваю его, - сливянка?" - "Вот именно, сливянкой-то я и вылечился. Поехал я в Гамбург к профессору, осмотрел он меня самым внимательным образом и говорит: будешь пить всякий раз перед едой по стопке шнапса, а по-болгарски, значит, ракии. Сначала я, так же как и ты, вытаращил глаза и спрашиваю его: как так шнапс? Да, повторяет профессор, будешь пить шнапс и увеличивать число стопок, пока не дойдешь до пяти. В первый день, значит, выпьешь стопку, на второй - две и так далее. Перед каждым обедом будешь выпивать по пяти стопок. Послушал я его и начал лечиться. И, хочешь верь, хочешь не верь, - уже на вторую неделю почувствовал улучшение. Теперь я ем и рубленые котлеты с перцем, и вино пью, и здоров как бык".

- Бросьте рассказывать подобные вещи, - бесцеремонно заявляет учительница, - это небылицы для детей. Пить ракию, чтобы лечить язву! Перестаньте рассказывать такие смешные вещи!

- Уж не думаете ли вы, что я вам лгу? - оправдывается человек с котлетами, задетый словами недоверчивой спутницы. Если у вас есть кто-нибудь знакомый в Гамбурге, запросите его письмом, есть ли там такой-то и такой-то профессор. Я оплачу вам расходы на марки.

- Незачем и запрашивать, - упрямится учительница. - Я могу вам указать тысячу профессоров, которые заткнут вашего за пояс и докажут, что даже самое ничтожное количество алкоголя действует как яд на человеческий организм!

- А сколько лет вашему приятелю? - вставляет аптекарь, в свою очередь старающийся по какой-то иезуитской причине поставить в неловкое положение защитника водочной терапии.

- Как вам сказать? - колеблется странный господин и краснеет, как рак. - Мой приятель умер несколько лет тому назад...

- Ах, вот как? А если он умер, зачем же вы ставите его в пример? - злобно торжествует учительница.

- Погодите, барышня! - вспыхивает комендант. - Дайте мне досказать! Мой приятель умер не от язвы, а от пьянства, понятно вам? Вместо того чтобы остановиться на пятой стопке, он продолжал пить и дальше и спился. Виной тому было, понятно, его слабоволие. Если бы человек умел воздерживаться и соблюдать режим, он жил бы и поныне.

* * *

Долгий путь надоедает и утомляет людей в поезде. Они начинают клевать носом, охваченные легкой дремой, храпят и спохватываются в испуге, потом опять закрывают глаза и томятся, пытаясь заснуть насильно.

Неутомим и бодр только странный господин, подстерегающий вокзалы и выбегающий на каждой остановке. Одолеваемый каким-то неутолимым голодом, он то и дело покупает виноград, груши, баранки, наливается лимонадом, колет орехи и беспрерывно смотрит в окно купе.

Появляются и уходят поля с бегущими деревьями, вырастают и исчезают холмы, внезапно встают и словно падают на поезд страшенные скалы, где-то блеснет река, где-то мелькнет затерявшееся селеньице, пока, наконец, не наступит ночь и густой мрак не поглотит бесконечную ленту серых осенних картин.

Тогда вагоны с оглушительным грохотом пролетают по мостам, паровоз гудит и, как ракета, пышет красными искрами, газовые лампы купе рассекают темноту квадратами желтого света - и весь поезд где-то тонет, унося с собой и даму с выкрашенными волосами, и старушку, и странствующего торговца, и учительницу, и аптекаря, и странного господина...

1935