Невил Шют - Крысолов

Потом речь зашла о рыбной ловле. Оказалось, он страстный рыболов, я тоже удил понемножку. Почти все морские офицеры берут на корабль удочку и ружье. В свободные часы мне случалось ловить рыбу на побережьях всех частей света, но обычно не с такой наживкой, какая полагается, и без особого успеха; зато Хоуард был настоящий знаток. Он побывал с удочкой во всех уголках Англии и чуть ли не на всем континенте. В былые дни деятельность провинциального адвоката отнимала не слишком много времени и сил.

Мы заговорили о рыбной ловле во Франции, и я припомнил собственный опыт.

— Я видел, французы очень занятным способом ловят на муху, — сказал я. — Берут длиннющую бамбуковую жердь, футов этак в двадцать пять, с леской, но без катушки. Для наживки пользуются мокрой мухой и ведут ее по бурной воде.

— Правильно, — с улыбкой подтвердил Хоуард. — Именно так и делают. Где вы видели такую ловлю?

— Около Гекса, — сказал я. — Собственно, в Швейцарии.

Он задумчиво улыбнулся.

— Мне хорошо знакомы эти места… очень хорошо. Вы знаете Сен-Клод?

Я покачал головой:

— Юру я не знаю. Это, кажется, где-то возле Мореза?

— Да… недалеко от Мореза. — Он помолчал; мы остались вдвоем, в комнате было тихо, спокойно. Потом старик сказал: — Этим летом я хотел испробовать такую ловлю на муху в тамошних ручьях. Неплохое развлечение. Надо знать, куда рыба идет кормиться. Нельзя просто забрасывать муху как попало. Нужно вести ее так же осторожно, как искусственную.

— Стратегия, — сказал я.

— Вот именно. В сущности, стратегия в том и состоит.

Мы снова мирно помолчали. Потом я сказал:

— Не скоро мы опять сможем ловить рыбу в тех краях.

Так на сей раз я сам перевел разговор на войну. Нелегко обойти эту тему.

— Да… и это очень жаль, — сказал старик. — Мне пришлось уехать, когда рыба еще не ловилась. До самого конца мая клев никудышный. Ручьи еще совсем мутные и слишком полноводные — снег тает, понимаете. Позже, в августе, ручьи мелеют, да и жара. Лучшее время — середина июня.

Я повернулся к нему.

— Вы ездили туда в этом году? — Конец мая, о котором он упомянул вскользь, это время, когда немцы через Голландию и Бельгию вторглись во Францию, когда мы отступали к Дюнкерку, а французы были отброшены к Парижу и за Париж. Казалось бы, не слишком подходящее время для старика удить рыбу посреди Франции.

— Я выехал в апреле, — сказал он. — Думал провести там все лето, но пришлось уехать раньше.

Я удивленно посмотрел на него, невольно улыбнулся.

— Трудно было возвращаться?

— Нет, — сказал он, — не особенно.

— Наверно, у вас была машина?

— Нет, — сказал он. — Машины не было. Я плохой водитель, несколько лет назад пришлось от этого отказаться. Глаза уже не те.

— Когда же вы уехали из Юры? — спросил я.

— Одиннадцатого июня, — сказал он, подумав. — Как будто так.

Я в недоумении поднял брови:

— И поезда шли по расписанию?

По моей работе мне хорошо известно было, что творилось в те дни во Франции.

Хоуард улыбнулся, сказал задумчиво:

— С поездами было неважно.

— Как же вы оттуда выбрались?

— По большей части пешком.

В эту минуту послышалось мерное «трах… трах… трах… трах…» четыре разрыва подряд не больше, чем в миле от нас. Прочное каменное здание клуба качнулось, полы и оконные рамы заскрипели. Мы молча, напряженно ждали. Потом протяжно завыли сирены и резко затрещали зенитки. Начался очередной налет.

— Черт подери, — сказал я. — Что будем делать?

Старик невозмутимо улыбнулся:

— Я останусь здесь.

Это было разумно. Пренебрегать опасностью только ради того, чтобы избежать неудобств, глупо, но ведь над нами три солидных перекрытия. Мы порассуждали об этом, разглядывая потолок и прикидывая, выдержит ли он, если обвалится крыша. Но с места не двинулись.

Вошел молодой официант с фонарем и каской в руках.

— Убежище внизу, ход через кладовую, джентльмены, — сказал он.

— А это обязательно — идти в убежище? — спросил Хоуард.

— Нет, только если пожелаете.

— А вы пойдете вниз, Эндрюс? — спросил я.

— Нет, сэр. Я иду на свой пост, вдруг зажигательная бомба попадет, мало ли что.

— Ну, идите, — сказал я. — Делайте свое дело. А когда найдется свободная минутка, принесите мне марсалы. Но сперва идите на пост.

— Неплохая мысль, — сказал Хоуард. — Между зажигательными бомбами принесите и мне стакан марсалы. Я буду здесь.

— Хорошо, сэр.

Он ушел, а мы опять откинулись на спинки кресел. Было около половины одиннадцатого. Официант погасил все лампы, кроме настольной позади нас, и мы оказались в маленьком овале мягкого золотистого света посреди большой темной комнаты. За окнами шум уличного движения, и так не очень оживленного в Лондоне тех дней, совсем утих. В отдалении послышались два-три полицейских свистка, промчался автомобиль; потом Пэлл-Мэлл всю, из конца в конец, окутала тишина, только вдалеке стреляли зенитки.

— Как вы думаете, долго нам придется тут сидеть? — спросил Хоуард.

— Пока это не кончится, я думаю. Последний налет продолжался четыре часа. — Я помолчал, потом спросил: — Кто-нибудь о вас будет беспокоиться?

— Нет-нет, — как-то даже торопливо ответил он. — Я живу один… в меблированных комнатах.

Я кивнул.

— Моя жена знает, что я здесь. Я бы ей позвонил, но не годится занимать телефон во время налета.

— Да, в это время просят не звонить, — сказал он.

Вскоре Эндрюс принес марсалу. Когда он вышел, Хоуард поднял бокал и посмотрел вино на свет.

— Что ж, это не самый неприятный способ пересидеть налет, — заметил он.

— Да, верно. — Я не сдержал улыбки. Потом повернулся к нему. — Значит, когда все это началось, вы были во Франции. Пришлось там пережить много налетов?

Он отставил почти полный бокал.

— Не настоящие налеты. Несколько бомбежек и пулеметных обстрелов на дорогах, но ничего страшного.

Он сказал это так спокойно, что я не сразу его понял. Потом решился заметить:

— Видно, вы были большим оптимистом, если в апреле этого года отправились во Францию удить рыбу.

— Да, пожалуй, — ответил он задумчиво. — Но мне хотелось поехать.

Он сказал, что весной этого года потерял покой и его мучила неодолимая потребность уехать, переменить обстановку. Он не стал объяснять, отчего им так завладела жажда перемен, сказал только, что хотел в военное время быть полезным, но никакого дела найти не удалось.

Вероятно, его никуда не принимали, потому что ему было под семьдесят. Когда разразилась война, он пытался поступить во Вспомогательную полицию; ему казалось, на этой службе пригодится его знание законов. В полиции думали иначе, там требовались стражи порядка помоложе. Потом он обратился в противовоздушную оборону и потерпел еще одну неудачу. Напрасны оказались и другие попытки.