Джером Биксби - Американская дуэль

- Верно, это так, - сказал я.

- Знаешь, как я это делаю?

- Нет.

- _Я думаю_, Дуллин. _Я думаю, что мой револьвер у меня в руке_. Как тебе это нравится, а?

- Чертовски быстро, Бак.

- Я только думаю - и он у меня в руке. Неплохое выхватывание!

- Неплохое.

- Ты чертовски прав, Дуллин. Быстрее всех!

Я тогда не знал, что он хотел сказать, когда говорил: "Думаю, что мой револьвер у меня в руке", но, будьте уверены, у меня и мысли не было спросить его об этом. Глаза его горели так, что, казалось, вот-вот прожгут дырки в ближайшем дереве.

Бак снова сплюнул и оглядел меня.

- Знаешь, Дуллин, можешь убираться к дьяволу. Ты вшивый, богом проклятый, трусливый сукин сын. - Он холодно усмехнулся.

Он не оскорблял меня - просто нагло издевался. Я, бывало, бил по морде за меньшее: могу постоять за себя, если меня затронут. Но сейчас я начисто забыл об этом.

Он заметил, что я взбешен, стоял и наблюдал.

- Да, это очень быстро, Бак, - сказал я, - я и не думаю с тобой соревноваться. Ты хочешь убить меня, что ж, не могу препятствовать в этом и не подумаю вытаскивать револьвер. Нет, сэр, это уж точно.

- Душа в пятки ушла, - ощерился он.

- Может, и так, - согласился я. - Встань на мое место и спроси себя, что бы ты, черт побери, сделал.

- Трусливая душонка! - прорычал он, тараща на меня свои наглые глаза.

У меня плечи свело, а рука так и потянулась к револьверу. Ничего подобного никогда я еще не выслушивал.

- Не буду я доставать револьвер, - сказал я. - Поеду-ка дальше, если ты не против.

Я осторожно взял поводья, повернул лошадь и стал спускаться по склону. Я чувствовал на себе его взгляд и все ждал пулю в спину. Да ее все не было. Потом Бак Тэррэнт крикнул:

- Дуллин!

Я повернул голову.

- Ну?

Он стоял все в той же позе. Чем-то напоминал он мне сбесившегося койота: и глаза желтоватые, и слишком уж рот разевал, выплевывая слова, и его большие кривые зубы блестели на солнце. Думается, его бешеное желание грубить шло от одного: он теперь поступал, как хотелось ему всегда, нагло, безбоязненно, подло, и только потому, что выхватывал револьвер быстрее всех. Это прямо-таки сочилось из него, как яд.

- Дуллин, - сказал он. - Часа в три я буду в городе. Передай от меня Бену Рэндольфу, что он сукин сын. Скажи ему, что он хоть и шериф, а башка его навозом набита. Скажи ему, пусть на глаза мне не попадается, когда я буду в городе, лучше пусть убирается, совсем убирается отсюда. Передашь?

- Передам, Бак.

- Зови меня мистер Тэррэнт, ты, ирландский ублюдок.

- Хорошо... мистер Тэррэнт, - сказал я и, спустившись со склона, направился к дороге, идущей вдоль Ручья. Проехав с сотню ярдов, я обернулся: Бак снова тренировался - согнулся, как по волшебству, револьвер очутился в его руке, выстрелял...

Я ехал в город, чтобы сказать Бену Рэндольфу, что он должен либо уехать, либо умереть.

Бен был долговязым, тощим техасцем. Он приехал в город с севера лет десять назад, прижился в аризонском климате да так и остался. Он был хорошим шерифом - достаточно твердым, чтобы держать в руках большинство, и достаточно мягким, чтобы управляться с остальными. За годы службы он стал еще более живым и проворным, чем раньше.

Когда я рассказал ему о Баке, он сгорбился в своем кресле и начал раскуривать трубку: зажег спичку, и она горела, пока не обожгла пальцы, табака огонь и не коснулся.

- Это точно, Джо? - спросил он.

- Бен, я видел это четыре раза. Поначалу я глазам своим не верил. Да, скажу я вам, он делает это быстро. Быстрее, чем вы, или Хиккок, или я, или кто еще. Дьявол его знает, откуда это у него.

- Но, - сказал Бен Рэндольф, зажигая другую спичку, - не может это у него так получаться. - Его голос звучал почти умоляюще: - Такая сноровка вырабатывается медленно, очень медленно. Вы же знаете. Как он мог этому выучиться за несколько дней? - Он сделал паузу, попыхивая трубкой. - Вы уверены, Джо? - спросил он снова из-за клубов дыма.

- Да.

- И он хочет иметь дело со мной?

- Так он сказал.

Бен Рэндольф вздохнул.

- Он несчастный малый, Джо, просто несчастный. Если бы не умер отец, я думаю, он не был бы таким. Мать не в состоянии направить его по верному пути.

- Вы ведь отбирали у него револьвер раза два, а, Бен?

- Угу. И из города его выгонял, когда он становился слишком уж опасен. Говорил ему, чтоб немедленно убирался домой и помогал матери.

- Думаю, потому он и вызывает вас.

- Да. И еще потому, что я шериф. Я лучше всех управляюсь с револьвером в округе, и он не хочет начинать с конца, это не но нему. Сразу хочет стать первым.

- Он это может, Бен.

Шериф снова вздохнул.

- Понимаю. Если то, что вы сказали, правда, мне и в самом деле плохо придется. И все же я должен идти к нему. Вы же знаете, я не могу оставить город.

Я поглядел на его руку, что лежала на коленях, - пальцы дрожали. Он сжал пальцы в кулак - и кулак дрожал.

- Вам надо бы уехать, Вен, - сказал я.

- Да, конечно, - мрачно ответил он. - Но я не могу. Что будет с этим городом, если я сбегу? Разве кто-нибудь еще может держать его в руках? Нет, черт побери. И вы это знаете.

- Таких сумасшедших опасных негодяев, как он, надо бы убивать. - Я помялся. - И... может, выстрелить ему в спину, если уж нельзя подстрелить спереди?

- Верно, - сказал Бен Рэндольф. - Рано или поздно это произойдет. Но что случится за это время? Сколько людей будет убито? Это и есть моя работа, Джо, люди, которые могут погибнуть... Я должен встать между Баком и ими, понимаете?

Я встал.

- Да, Бен, понимаю, но хочу, чтобы вы не делали этого.

Он выпустил клуб дыма.

- У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что он "думает" о револьвере в руке?

- Прямо ума не приложу. Может, он совсем рехнулся?

Еще один клуб дыма.

- Вы считаете, что я покойник, Джо, а?

- Похоже, что так.

В четыре пополудни Бак въехал в город с таким видом, словно был его полным хозяином. Он сидел в своем потрепанном старом седле, как раджа на слоне: правая рука низко на бедре и чуть отставлена. В своей обвисшей шляпе, лихо надетой набекрень, с вытаращенными глазами, он при своей костлявой фигуре выглядел как огородное пугало, пытающееся походить на человека, на сильного человека. Но ведь он и в самом деле был сильным человеком. Все в городе знали об этом от меня.

Никто не произнес ни слова, пока он ехал по улице до коновязи перед салуном. Да и разговаривать-то особенно было некому. Почти все попрятались по домам, можно было заметить лишь легкое движение за окнами да колыхание занавесок.

Только несколько человек сидели в креслах на верандах. Кое-кто стоял, прислонившись к стене. Они быстро глянули на Бака и тут же отвернулись.

Я находился неподалеку, когда Бак привязывал лошадь. Он с важным видом направился к салуну: правая рука на поясе, глаза горят адским пламенем.